|
Подавление мятежа – Зимовка в бухте Сан-Хулиан – Магелланов пролив – Тихий океан – Разбойничьи острова – Филиппинские острова
«Как мужчины, так и женщины, — сообщает он дальше, — ходят нагие. Они живут в продолговатых домах, называемых «бойи», и спят в хлопчатобумажных сетках «амаке» [гамаки], привязываемых внутри этих домов концами к толстым брусьям. Под этими сетками на полу разложен очаг. В каждом из «бойи» помещается по сотне мужчин и женщин с детьми, отчего стоит большой шум. У них есть лодки «каноэ», выдолбленные из одного громадного дерева при помощи каменных топоров. Так как у местных жителей нет железа, то они пользуются камнем так же, как мы пользуемся железом. В подобного рода лодке помещается от 30 до 40 человек... Мужчины и женщины такого же сложения, как и мы. Они едят мясо своих врагов, не потому, чтобы оно было вкусное, а таков уж установившийся обычай. Туземцы разрисовывают тело и лицо удивительным способом при помощи огня на всевозможные лады; то же делают и женщины... Одеты они в платья из перьев попугая, у пояса же они носят круг из самых больших перьев, — вид прямо-таки уморительный. Почти у всех, за исключением женщин и детей, в нижней губе проткнуты три отверстия, из которых свисают круглые камушки длиною около пальца. Цвет кожи у них не черный, а желтоватый... Своего повелителя они называют касиком».
Мы уже имели случай упомянуть, что плащи из перьев попугаев были в употреблении на берегу Тихого океана у перуанцев; интересно отметить, что перья попугаев служили своеобразной одеждой и бразильцам, несмотря на то, что, по сравнению с перуанцами, они были настоящими дикарями. Что касается обычая продевать камушки через отверстия в нижней губе, то этому не приходится удивляться. Такой способ носить украшения, кстати, весьма распространенный и среди туземцев тихоокеанских островов, по сути дела, мало чем отличается от обычая цивилизованных женщин прокалывать уши и вдевать в них серьги.
Бразильские индейцы были добры и доверчивы. Во время мессы, дважды отслуженной на берегу, они, как и европейцы, стояли на коленях и поднимали сложенные руки, повторяя все движения богомольцев. Любопытство и переимчивость этих дикарей произвели на Пигафетту такое сильное впечатление, что он не преминул заметить в своих записках: «Их можно легко обратить в веру Иисуса Христа».
26 декабря, после тринадцатидневной стоянки, флотилия снялась с якоря и продолжала свой путь к югу вдоль берегов Южной Америки. 10 января 1520 года под 34°40' южной широты экспедиция достигла устья большой реки, опресняющей на большом пространстве морские воды. Это была Ла-Плата. Местность на северном берегу реки получила название Монтевиди. Позже здесь выросла столица нынешнего Уругвая – Монтевидео.
При виде испанских кораблей здешние жители пришли в такой ужас, что обратились в бегство, захватив все свои пожитки. Местным индейцам, как видно, уже приходилось иметь дело с белыми людьми!
В 1515 году в стычке с туземцами погиб на берегах Ла-Платы испанский мореплаватель Хуан де Солис. Напавшие на него индейцы были вооружены страшным оружием: два камня, соединенные между собой тонким ремнем, мечутся с далекого расстояния, и ремень, обвиваясь вокруг тела жертвы, будь то человек или животное, лишает его возможности двигаться. Подобный метательный снаряд, называемый лассо, и сейчас еще в ходу у аргентинских пастухов – гаучо.
Дельту Ла-Платы испанцы приняли за пролив, ведущий в «Южное море». Когда тщательные поиски пролива в этом месте не увенчались успехом, Магеллан повел свои корабли еще дальше к югу. По пути моряки заходили во все бухты, надеясь найти этот пролив, и охотились на пингвинов, несмотря на то, что мясо этих пернатых жестко и малопитательно.
 Наконец, достигнув 49°39' южной широты, флотилия 31 марта 1520 года вошла в удобную бухту, названную гаванью Сан-Хулиан (св. Юлиан). Здесь Магеллан решил остаться на зимовку.
Однажды, после двухмесячного пребывания на этом безлюдном, суровом берегу, испанцы увидели человека, показавшегося им настоящим гигантом. Когда на него обратили внимание, он стал петь и пустился в пляс, посыпая себе голову землей. Это был патагонец. Магеллан знаком пригласил его на корабль, и туземец без боязни сел в посланную за ним лодку. Все, что он видел на корабле, приводило его в крайнее изумление. Но больше всего он был поражен, когда его подвели к большому металлическому зеркалу. «Когда он увидел в зеркале свое лицо, — пишет Пигафетта, — он был страшно испуган и шарахнулся назад, опрокинув при этом на землю четырех наших».
Магеллан дал туземцу несколько погремушек, зеркальце, гребешок и отпустил на берег. Хороший прием, оказанный ему белыми людьми, ободрил его соплеменников, не замедливших явиться к месту стоянки. На корабль прибыло еще восемнадцать гостей – тринадцать женщин и пять мужчин. Рослые, широколицые, краснокожие, с желтой каймой вокруг глаз и с волосами, выбеленными известью, они были закутаны в шкуры гуанако (разновидность ламы) и обуты в широкие меховые сапоги, что и дало испанцам повод назвать их «патагонцами» (большеногими). Роста они были, однако, не столь уж гигантского, как это показалось нашему простодушному рассказчику, так как в действительности рост патагонцев достигает в среднем 1,72–1,92 метра, что, во всяком случае, превышает средний рост европейцев. Вооружение патагонцев состояло из короткого массивного лука и тростниковых стрел, снабженных острыми наконечниками из кремня.
Магелланов пролив (карта Пигафетты).
На подлинной карте север находится внизу.
Желая доставить в Европу несколько туземцев, капитан-генерал пошел на лукавство, которое мы назвали бы сейчас гнусным и отвратительным. Но нельзя забывать, что в XVI веке, когда на негров и индейцев смотрели как на животных, такой недостойный образ действий никем не осуждался. Магеллан вручил патагонцам так много всяких подарков, что они уже не в силах были захватить заманчивые железные кольца, соединенные толстой цепью. Тогда им посоветовали надеть эти кольца на ноги, что они и сделали без малейшего недоверия. Матросы заперли на кандалах замки, и патагонцы очутились в плену. Невозможно описать охватившую их ярость, когда они поняли, что стали жертвой обмана, достойного скорее дикарей, чем цивилизованных европейцев! Затем испанцы попытались захватить еще двух туземных женщин, но во время погони один из матросов был ранен отравленной стрелой, вызвавшей почти мгновенную смерть. Этот печальный случай заставил испанцев отказаться от своего намерения.
Патагонцы – прекрасные охотники. Больше всего они ценят мясо и шкуры гуанако. После удачной охоты они наедаются до отвала, потому что охота далеко не всегда бывает успешной и нередко им приходится голодать. Прожорливость патагонцев привела Пигафетту в изумление: «Каждый из захваченных нами великанов съедал по корзине сухарей и залпом выпивал полведра воды».
Предвидя продолжительность зимовки и не надеясь пополнить съестные припасы в этой суровой стране, Магеллан приказал экономить провизию и установить для людей строгий рацион. Необходимо было дотянуть до весны, не подвергая экипаж большим лишениям, чтобы потом добраться до более плодородных мест. Но эта мера усилила недовольство матросов, и несколько офицеров, стоявших на стороне Хуана де Картахены, решили вызвать возмущение.
«Зима, — говорили подстрекатели, — будет суровой и продолжительной; эта пустынная земля тянется к югу до самого полюса, и нет никакой надежды отыскать пролив, ведущий в Южное море; люди не вынесут предстоящих лишений, и эта бесполезная затея обрекает на гибель всех участников экспедиции; пора уже отказаться от безнадежных поисков пролива и, пока не поздно, вернуться в Испанию. Если же Магеллан будет упорствовать, надо заставить его силой подчиниться требованию большинства!»
Магеллан, твердо решив или умереть, или довести предприятие до благополучного конца, собрал на берегу всех офицеров и матросов и обратился к ним с речью.
«Я не могу вернуться и не вернусь! – заявил он. – Сам король определил маршрут нашей экспедиции, и ни под каким предлогом я не соглашусь его изменить. Я поведу корабли дальше на юг, пока не достигну конца этой земли или не встречу какого-нибудь пролива. Что же касается продовольствия, то людям не на что жаловаться: если рацион их не удовлетворяет, они могут восполнить недостающее охотой или рыбной ловлей. Ни в хлебе, ни в вине у нас не будет недостатка, если только мы не допустим излишеств. Лучше испытать самые тяжкие лишения, чем с позором вернуться в Испанию. С этим согласятся все, в ком жив еще доблестный дух кастильцев!»
Магеллан надеялся, что его непоколебимое решение, выраженное в столь категорической форме, заставит недовольных замолчать и вернет ему расположение всего экипажа. Но он жестоко ошибся. Некоторые капитаны, и прежде всего арестованный Хуан де Картахена, были заинтересованы в том, чтобы поднять на кораблях мятеж.
Бунтовщики начали с того, что пробудили в испанцах их застарелую ненависть к португальцам. «Так как капитан-генерал – выходец из Португалии, то он не может быть искренне предан кастильскому знамени, — говорили зачинщики мятежа. – Тайный умысел Магеллана – вернуться в Португалию, загладив свою вину перед королем Мануэлом. А потому этот португалец и поставил себе целью погубить всю испанскую флотилию! Вместо того чтобы вести корабли к Молуккским островам, он хочет увлечь флотилию в страны вечного льда, в царство снега и холода, чтобы там отделаться от своих спутников-испанцев, а потом захватить корабли и вернуться с ними к себе на родину».
Сторонники Картахены усиленно распространяли среди матросов тревожные слухи, подготовляя тем самым почву для мятежа.
1 апреля 1520 года, в первый день Пасхи, Магеллан пригласил к себе на обед всех офицеров флотилии. На флагманский корабль явились двоюродный брат Магеллана Альваро де Мескита, Антонио де Кока и еще два-три офицера. Гаспар де Кесада, капитан «Консепсиона», и Луис де Мендоса, капитан «Виктории», демонстративно пренебрегли приглашением. Обед прошел в тягостном молчании.
В ту же ночь Гаспар де Кесада, самовольно освободив заключенного на его корабле Хуана де Картахену, явился с тридцатью вооруженными людьми на корабль «Сан-Антонио» и потребовал выдачи капитана Альваро де Мескита. Когда штурман «Сан-Антонио» Хуан де Эллорьяга попытался выступить на его защиту, Кесада воскликнул: «Разве мы откажемся от исполнения нашего долга по милости этого сумасшедшего?» – и нанес штурману четыре удара в руку обнаженным кинжалом.
Альваро де Мескита был арестован, и бунтовщики, овладев кораблем «Сан-Антонио», разделились на две группы и отправились на «Консепсион» и «Викторию». Вскоре Картахена, Кесада и Мендоса овладели почти без всякого сопротивления тремя кораблями – «Сан-Антонио», «Консепсион» и «Викторией».
Несмотря на явный перевес в силах, бунтовщики не осмелились открыто напасть на Магеллана, в распоряжении которого оставались еще два корабля – «Тринидад» и «Сант-Яго», и послали ему условия перемирия. Магеллан ответил, что он приглашает к себе трех капитанов для переговоров на флагманский корабль. Но мятежники, опасаясь подвоха, наотрез отказались от этой встречи. Тогда Магеллан решил проявить одновременно и силу и хитрость. Он приказал захватить шлюпку, привезшую ему ответ, и, выбрав из своего экипажа шесть самых благонадежных и решительных человек, отправил их под начальством Гонсало Гомеса де Эспиносы на корабль «Виктория». В то время как Мендоса читал с насмешливой улыбкой письмо Магеллана, Эспиноса вонзил бунтовщику кинжал в горло, а стоявший рядом матрос ударил его кортиком по голове. Пока все это происходило в капитанской каюте, к «Виктории» подошла еще одна шлюпка с пятнадцатью вооруженными матросами во главе с Дуарти Барбозой, которому уже без большого труда удалось овладеть «Викторией» и подвести ее к флагманскому кораблю.
 Магеллан вынужден был наложить Хуану де Картахене колодки
Таким образом, замыслам противника был нанесен первый удар. Пораженные энергией и решительностью Магеллана, Хуан де Картахена и его товарищи решили тайно отплыть в Испанию. Но корабли Магеллана, выстроившиеся у входа в гавань, отрезали им путь к отступлению. Попытка прорваться под покровом ночи оказалась безуспешной, и вскоре Хуан де Картахена и Гаспар де Кесада были доставлены в кандалах на флагманский корабль.
Ведение суда Магеллан поручил альгуасилу (главному судье) эскадры Гонсало Гомесу де Эспиносе. Судья приговорил к смерти более сорока человек. Тело убитого Мендосы было перевезено на берег и четвертовано. Затем был обезглавлен и четвертован Гаспар де Кесада. В роли палача, ради спасения собственной жизни, согласился выступить приверженец и слуга Кесады, Луис де Молино. Высокое положение Хуана де Картахены, которого сам король назначил инспектором флота, избавило его от казни. Магеллан распорядился высадить его на берет вместе с мятежным капелланом Педро Санчесом де ла Рейна. Изгнанники отправились в глубь страны, и больше их никогда не видели108. Сорок матросов, приговоренных к казни, были прощены, так как Магеллан нуждался в экипаже. Решительными мерами ему удалось ликвидировать мятеж, который едва не привел к краху всю экспедицию.
В бухте Сан-Хулиан оказалось мало пресной воды. Матросов угнетала эта унылая, безжизненная местность. Поэтому в середине мая, несмотря на дурную погоду, Магеллан послал к югу на разведку корабль «Сант-Яго» во главе с капитаном Серраном. Через несколько дней испанцы открыли под 50° южной широты реку Санта-Крус. 22 мая поднялась сильная буря, и корабль разбило о прибрежные скалы. Весь экипаж уцелел, за исключением одного матроса. Потерпевшие крушение с величайшим трудом добрались до бухты Сан-Хулиан, после чего Серран был назначен капитаном на «Консепсион».
После этой неудачной попытки Магеллан решил ждать улучшения погоды. Только 24 августа флотилия покинула бухту Сан-Хулиан. Достигнув реки Санта-Крус, корабли простояли здесь около двух месяцев. Испанцы отдохнули, запаслись дровами и пополнили, насколько это было возможно, съестные припасы. С наступлением весны Магеллан повел корабли еще дальше к югу. Следуя вдоль береговой полосы, он тщательно исследовал все излучины в поисках вожделенного пролива.
21 октября на 52° южной широты за выступом берега показался глубокий залив, который, как потом выяснилось, вел в пролив, соединяющий Атлантический океан с «Южным морем». Этому мысу и заливу было присвоено название «Одиннадцать тысяч дев» (Кабо-Вирхенес).
Остановившись у входа в бухту, Магеллан отправил вперед два корабля – «Сан-Антонио» и «Консепсион» – выяснить, нет ли в глубине этой бухты пролива. Корабли вернулись только на четвертый день, так и не увидев конца глубокой бухты. Тогда Магеллан решил, что это и есть искомый пролив в «Южное море», и отдал приказ всей флотилии плыть на запад. Корабли осторожно продвигались вперед, прокладывая путь среди лабиринта извилистых протоков. Вдоль унылых берегов громоздились снежные горы. Берега казались совсем пустынными, но в ночной темноте на южном берегу пролива неожиданно засветились огни костров, что и дало Магеллану повод назвать эту страну Огненной землей. Не желая задерживаться, он запретил капитанам приставать к берегу и завязывать отношения с туземцами.
Пигафетта и Мартин Трансильванский дают очень сбивчивые и неясные сведения о гидрографии и топографическом положении пролива. У нас еще будет случай вернуться к нему при описании экспедиции Бугенвиля. А потому продолжим наш рассказ.
В середине ноября дезертировал Иштебан Гомиш, захватив корабль «Сан-Антонио». Вот как описывает это событие Антонио Пигафетта:
«Вступив в этот пролив, мы нашли два выхода из него – один на юго-восток, другой на юго-запад. Капитан-генерал отправил корабль «Сан-Антонио» вместе с кораблем «Консепсион» удостовериться, имеется ли выход на юго-восток в Тихое море. Корабль «Сан-Антонио» отказался ждать «Консепсион», намереваясь бежать и вернуться в Испанию, каковое намерение он и осуществил. Кормчим этого корабля был Эстеван Гомес [Иштебан Гомиш], который ненавидел капитана пуще всего оттого, что, когда эскадра была уже снаряжена, император повелел дать ему несколько каравелл для совершения открытий, но его величество так и не предоставил их ему вследствие появления капитан-генерала. По этой-то причине он и замыслил заговор с некоторыми испанцами, и на следующий день они захватили капитана своего корабля, двоюродного брата капитан-генерала Альваро де Мескита, ранили его и заключили в оковы и в таком виде отвезли в Испанию».
После двадцатидвухдневного плавания по проливу, то расширявшемуся до четырех и более миль, то сужавшемуся до одной мили, корабли Магеллана преодолели весь пролив, названный впоследствии Магеллановым, и, наконец, увидели перед собой другое море – огромный, безбрежный океан.
Можно себе представить, какая радость охватила мореплавателей, когда после стольких трудов и усилий они наконец достигли желанной цели! Отныне новый морской путь на восток был проложен, и надежды Магеллана сбылись. Однако эпопея на этом не закончилась. Самые большие трудности и трагические события были еще впереди.
Ничего не может быть изумительнее этого плавания по необъятному океану, который Магеллан назвал Тихим, так как в продолжение четырех месяцев ни разу не встретил бури. Плавание по Тихому океану сопровождалось неимоверными лишениями. Пигафетта так описывает злоключения своих товарищей: «Мы питались сухарями, но то уже были не сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями, которые сожрали самые лучшие сухари. Она сильно воняла крысиной мочой. Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, покрывающую гротрей109, чтобы ванты110 не перетирались; от действия солнца, дождей и ветра она сделалась неимоверно твердой. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на несколько минут на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать».
Началась повальная цинга. Девятнадцать человек умерло, около тридцати надолго выбыли из строя, измученные страшной болезнью. Все считали себя обреченными на смерть. За три месяца и двадцать дней корабли прошли четыре тысячи лиг, но кругом расстилалась все та же беспредельная водная пустыня... За это время лишь однажды мореплаватели натолкнулись на скалистые, бесплодные островки, получившие название Несчастных островов111, так как там не нашлось ничего, что могло бы поддержать силы голодных людей.
Путь кораблей Магеллана в Индонезии.
Только 6 марта 1521 года на горизонте показалась группа островов, которые оказались обитаемыми. Скоро к кораблям Магеллана стали подплывать многочисленные лодки с туземцами. «Капитан-генерал намеревался было сделать стоянку около большого острова, дабы запастись свежей водой, но он не мог выполнить своего намерения, потому что жители этого острова забирались на корабли и крали там все, что было под руками, мы же не могли защититься от них. Наши решили было уже спустить паруса и высадиться на берег, но туземцы весьма ловко похитили у нас большую лодку, прикрепленную к корме флагманского судна».
Возмущенный таким неуважением к чужой собственности, Магеллан высадился на берег с сорока вооруженными матросами, которые по его приказанию сожгли несколько десятков хижин и множество лодок и убили семерых островитян. После этой расправы испанцы запаслись всем необходимым.
У туземцев, по словам Пигафетты, не было ни предводителя, ни религии. «Ходят они нагие, некоторые носят бороду и черные волосы, спускающиеся до пояса... Цвет их кожи смуглый, хотя родятся они белыми. Зубы их окрашены в красный и черный цвета, они считают это признаком самой большой красоты. Они мажут тело и волосы кокосовым и кунжутным маслом... Они бедны, но весьма ловки и особенно вороваты, вследствие чего эти острова названы были Ладронес» (Воровскими или Разбойничьими)112.
Продолжая продвигаться к западу от Разбойничьих островов, Магеллан прошел еще свыше тысячи миль и высадился 16 марта на цветущем острове, известном теперь под названием Сиаргао (Филиппины). Здесь он решил дать отдых измученному экипажу и приказал раскинуть на берегу две палатки для больных. Вскоре явились туземцы, неся с собой бананы, пальмовое вино, кокосовые орехи и рыбу. Испанцы предложили им взамен зеркальца, гребешки, погремушки и прочие мелочи.
Путешественники узнали, что самым ценным продуктом местной флоры является кокосовая пальма. Из ее плодов туземцы приготовляют хлеб, вино, масло, уксус. Волокна идут на изготовление одежды и циновок, древесина служит превосходным строительным материалом.
Когда туземцы немного освоились и перестали бояться, Магеллан пригласил несколько человек к себе на корабль и разложил перед ними образцы интересовавших его предметов: гвоздику, корицу, перец, имбирь, мускатный орех, золото. Туземцы дали понять знаками, что все это есть у них на островах.
Узнав, что остров Сиаргао входит в большой архипелаг, Магеллан присвоил ему название «Сан-Ласаро» (Св. Лазаря), измененное впоследствии на Филиппинские острова, в честь Филиппа Австрийского, сына Карла V.
В Филиппинский архипелаг входит свыше 7 тысяч больших и малых островов, расположенных между 5°32'—19°38' северной широты и 114°56'—123° восточной долготы от Парижского меридиана. Важнейшие из этих островов: Лусон, Миндоро, Лейте, Себу, Самар, Панай, Негрос, Бохоль, Палаван, Минданао.
Гостеприимство туземцев, золото и пряности, оказавшиеся на соседнем острове Сулуан, — все это заставило Магеллана отвлечься на некоторое время от своей первоначальной цели – достижения Молуккских островов – и заняться исследованием вновь открытого архипелага. Переходя с острова на остров, 28 марта Магеллан встретил на острове Камигин (к северу от Минданао) туземцев, язык которых сумел понять Энрике из Малакки, его раб. Своим знанием малайского языка он оказал экспедиции неоценимую услугу. Теперь Магеллан окончательно убедился, как близок он был к цели своего путешествия – к Островам пряностей, которых он достиг, идя из Европы на восток юго-западным путем, через Атлантический океан!
Местный властитель явился на корабль с небольшой свитой. Он преподнес испанцам фарфоровые блюда с рисом, рыбу и фрукты, а Магеллан подарил ему камзол из красного сукна и шапку, а прибывшим с раджой туземцам роздал ножи, зеркала и бусы. Потом островитянам показали пушки и мушкеты. Залп из пушек привел гостей в такое смятение, что некоторые из них попрыгали за борт. «Затем капитан-генерал, — говорит Пигафетта, — велел одному из наших надеть полное вооружение, а трем другим, вооруженным мечами и кинжалами, наносить ему удары по всему телу. Властитель был донельзя поражен этим зрелищем. При этом капитан-генерал сказал ему через посредство раба, что один вооруженный таким образом человек может сражаться против ста его же людей. Властитель ответил, что он в этом убедился воочию. Капитан-генерал заявил, что на каждом из его кораблей находится по двести человек, вооруженных таким же образом».
Туземцы Разбойничьих островов. Со старинной гравюры
Изумленный раджа вскоре простился с Магелланом, разрешив ему послать с ним на берег двух людей посмотреть, как живут островитяне. Послан был Пигафетта в сопровождении одного из матросов. Раджа оказал чужеземцам всевозможные почести и сообщил, что на его острове встречаются золотые самородки величиною с орех и даже с яйцо. Золото попадается в смеси с землей, которую просеивают сквозь решета, чтобы отделить драгоценный металл. Все яства подавали Пигафетте на золотых блюдах. Из золота были сделаны не только блюда и чаши, но даже некоторые предметы домашней утвари. Восхитил Пигафетту и богатый наряд раджи.
«Сообразно существующим здесь обычаям, он был одет наряднее всех других и действительно казался самым красивым среди всех окружавших его людей. Волосы его были черного-черного цвета и спускались до плеч. Его голова была покрыта шелковой тканью, а в ушах висели большие золотые серьги. От пояса до колен он был покрыт хлопчатобумажным покровом, расшитым шелком. На боку висел кинжал с довольно длинной золотой рукояткой, в ножнах из инкрустированного дерева. На каждом зубе у него были три золотые крапинки, и казалось, будто зубы его связаны золотом. Он был надушен росным ладаном. Цвет кожи у него был желтый, и он был весь покрыт татуировкой».
В первый день праздника Пасхи весь экипаж был высажен на берег, чтобы отслужить обедню. Из парусов и деревьев было сооружено нечто вроде маленькой церкви. На берег снова прибыл раджа с большой свитой и молча смотрел на богослужение, а потом, видимо устав от бездействия, начал подражать всем движениям испанцев. Магеллан приказал водрузить на холме большой крест, после чего корабли подняли паруса и направились к острову Себу, где, по словам туземцев, была хорошая торговля и можно было получить в изобилии съестные припасы. Раджа сам вызвался сопровождать Магеллана на остров Себу в качестве лоцмана и переводчика.
Когда 7 апреля маленькая флотилия прибыла на Себу, Магеллан тотчас же послал одного из своих офицеров вместе с переводчиком к местному властителю.
Посланный Магеллана на вопрос раджи, что они за люди, ответил: «Мы состоим на службе у величайшего короля на земле, и этот король велел нам плыть к Молуккским островам, чтобы завязать торговые отношения».
Раджа дружелюбно принял испанского офицера, но сказал ему, что если они имеют намерение торговать на его острове, то должны предварительно уплатить пошлину. Таков уж местный обычай. Не далее, как четыре дня тому назад, пошлину уплатила джонка, прибывшая сюда из Сиама с грузом золота и рабов, что может подтвердить оставшийся здесь по торговым делам мавританский купец.
Офицер возразил на это, что его повелитель слишком великий монарх, чтобы подчиняться подобным требованиям, и добавил, что испанцы явились сюда с мирными намерениями, но если с ними желают вести войну, тогда они будут разговаривать иначе.
Присутствовавший при разговоре мавританский купец предупредил властителя Себу: «Смотри в оба, государь! Эти люди – те же самые, что завоевали Каликут, Малакку и всю большую Индию. Если с ними будут обращаться хорошо, они будут так же хорошо обращаться, а если с ними будут обращаться дурно, они будут обращаться еще хуже, подобно тому, как они поступили в Малакке».
Офицер поспешил заверить, что испанский король еще сильнее и могущественнее португальского короля и, конечно, не даст себя в обиду.
Эти доводы подействовали на раджу, и он не только отказался от своих требований, но предоставил испанцам исключительное право беспошлинной торговли на острове и изъявил желание нанести визит Магеллану.
После этого свидания и обычного обмена подарками туземцы в изобилии стали снабжать испанцев съестными припасами, и между обеими сторонами установились дружеские отношения. Племянник раджи неоднократно являлся со своей свитой на корабль к Магеллану, который не преминул повторить демонстрацию мощи испанского оружия и поведать туземцам «историю наших праотцев Адама и Евы», историю Иисуса Христа и «многое другое касательно веры». Просветив таким образом островитян, Магеллан предложил им перейти в христианскую веру, не забыв, разумеется, добавить, что «с обращенными будут обходиться лучше, чем с остальными».
14 апреля раджа острова Себу и его свита, раджа острова Камигин, мавританский купец, пятьсот мужчин и столько же женщин приняли крещение. А затем обращение туземцев в христианство пошло еще быстрее. Причиной этого, как рассказывает Пигафетта, послужил следующий случай. Магеллан, узнав, что брат раджи тяжело болен, обещал его исцелить, если он согласится принять христианскую веру и если туземцы сами сожгут своих идолов. Он прибавил, что «дает свою голову на отсечение, если это не произойдет именно так, как он говорит... В торжественной процессии, — пишет Пигафетта, — мы направились от площади к дому больного. Мы его нашли там в таком состоянии, что ни говорить, ни двигаться он не мог. Мы окрестили его, двух его жен и десять девушек. После этого капитан спросил, как он чувствует себя. Тот сразу же заговорил и сказал, что с Божьей благодатью он вполне оправился. Это было чудо самое явное, случившееся в наши дни. Капитан, услышав его речь, вознес горячую благодарность Богу. Он дал больному миндального молока, которое было у нас заготовлено по его распоряжению. Потом он послал ему матрац, две простыни, одеяло из желтой материи и подушку. Пока тот выздоравливал, капитан присылал ему миндальное молоко, розовую воду, розовое масло и сладкие варенья. Не прошло и пяти дней, как больной начал ходить. Капитан велел сжечь в присутствии властителя и всего населения идола, которого несколько старух спрятали в доме больного. Он велел также разрушить множество алтарей на берегу, на которых съедалось жертвенное мясо. При этом народ кричал: «Кастилия! Кастилия!» – и сам принимал участие в разрушении этих алтарей».
ПРИМЕЧАНИЯ
108 Высаженные Магелланом на берег Патагонии два бунтовщика были спасены капитаном Иштебаном Гомишем, который на судне «Сан-Антонио» сбежал в Испанию, отделившись от эскадры в Магеллановом проливе.
109 Гротрей – самый нижний рей на второй мачте от носа (гротмачте). Рей – горизонтальное древко, привешенное за середину к мачте и служащее для привязывания к нему парусов.
110 Ванты – снасти (тросы, канаты), которыми крепят мачты на корабле.
111 Несчастными островами Магеллан назвал открытые им два коралловых острова из группы островов Туамоту. Они были необитаемы, и, кроме жесткой, как проволока, травы, на них ничего не росло.
112 Впоследствии эти острова, лежащие севернее экватора, стали называться Марианскими, в честь испанской королевы Марианны. |
