Аркадий Стругацкий Борис Стругацкий Полдень, XXII век (Возвращение)
16.09.2009, 23:19
НОЧЬ НА МАРСЕ
Когда рыжий песок под гусеницами краулера вдруг осел, Петр Алексеевич Новаго дал задний ход и крикнул Манделю: «Соскакивай!» Краулер задергался, разбрасывая тучи песка и пыли, и стал переворачиваться кормой кверху. Тогда Новаго выключил двигатель и вывалился из краулера. Он упал на четвереньки и, не поднимаясь, побежал в сторону, а песок под ним оседал и проваливался, но Новаго все-таки добрался до твердого места и сел, подобрав под себя ноги. Он увидел Манделя, стоявшего на коленях на противоположном краю воронки, и окутанную паром корму краулера, торчащую из песка на дне воронки. Теоретически было невозможно предположить, что с краулером типа «Ящерица» может случиться что-либо подобное. Во всяком случае, здесь, на Марсе. Краулер «Ящерица» был легкой, быстроходной машиной — пятиместная открытая платформа на четырех автономных гусеничных шасси. Но вот он медленно сползал в черную дыру, где жирно блестела глубокая вода. От воды валил пар. — Каверна, — хрипло сказал Новаго. — Не повезло, надо же… Мандель повернул к Новаго лицо, закрытое до глаз кислородной маской. — Да, не повезло, — сказал он. Ветра совсем не было. Клубы пара из каверны поднимались вертикально в черно-фиолетовое небо, усыпанное крупными звездами. Низко на западе висело солнце — маленький яркий диск над дюнами. От дюн по красноватой долине тянулись черные тени. Было совершенно тихо, слышалось только шуршание песка, стекающего в воронку. — Ну ладно, — сказал Мандель и поднялся. — Что будем делать? Вытащить его, конечно, нельзя. — Он кивнул в сторону каверны. — Или можно? Новаго покачал головой. — Нет, Лазарь Григорьевич, — сказал он. — Нам его не вытащить. Раздался длинный, сосущий звук, корма краулера скрылась, и на черной поверхности воды один за другим вспучились и лопнули несколько пузырей. — Да, пожалуй, не вытащить, — сказал Мандель. — Тогда надо идти, Петр Алексеевич. Пустяки — тридцать километров. Часов за пять дойдем. Новаго смотрел на черную воду, на которой уже появился тонкий ледяной узор. Мандель поглядел на часы. — Восемнадцать двадцать. В полночь мы будем там. — В полночь, — сказал Новаго с сомнением. — Вот именно в полночь. «Осталось километров тридцать, — подумал он. — Из них километров двадцать придется идти в темноте. Правда, у нас есть инфракрасные очки, но все равно дело дрянь. Надо же такому случиться… На краулере мы были бы там засветло. Может быть, вернуться на Базу и взять другой краулер? До Базы сорок километров, и там все краулеры в разгоне, и мы прибудем на плантации только завтра к утру, когда будет уже поздно. Ах как нехорошо получилось!» — Ничего, Петр Алексеевич, — сказал Мандель и похлопал себя по бедру, где под дохой болталась кобура с пистолетом. — Пройдем.
— А где инструменты? — спросил Новаго. Мандель огляделся. — Я их сбросил, — сказал он. — Ага, вот они. Он сделал несколько шагов и поднял небольшой саквояж. — Вот они, — повторил он, стирая с саквояжа песок рукавом дохи. — Пошли? — Пошли, — сказал Новаго. И они пошли. Они пересекли долину, вскарабкались на дюну и снова стали спускаться. Идти было легко. Даже пятипудовый Новаго, вместе с кислородными баллонами, системой отопления, в меховой одежде и со свинцовыми подметками на унтах весил здесь всего сорок килограммов. Маленький сухопарый Мандель шагал, как на прогулке, небрежно помахивая саквояжем. Песок был плотный, слежавшийся, и следов на нем почти не оставалось. — За краулер мне страшно влетит от Иваненки, — сказал Новаго после долгого молчания. — При чем здесь вы? — возразил Мандель. — Откуда вы могли знать, что здесь каверна? И воду мы, как-никак, нашли. — Это вода нас нашла, — сказал Новаго. — Но за краулер все равно влетит. Знаете, как Иваненко: «За воду спасибо, а машину вам больше не доверю». Мандель засмеялся: — Ничего, обойдется. Да и вытащить этот краулер будет не так уж трудно… Глядите, какой красавец! На гребне недалекого бархана, повернув к ним страшную треугольную голову, сидел мимикродон — двухметровый ящер, крапчато-рыжий, под цвет песка. Мандель кинул в него камешком и не попал. Ящер сидел, раскорячившись, неподвижный, как кусок камня. — Прекрасен, горд и невозмутим, — заметил Мандель. — Ирина говорит, что их очень много на плантациях, — сказал Новаго. — Она их подкармливает… Они, не сговариваясь, прибавили шаг. Дюны кончились. Они шли теперь через плоскую солончаковую равнину. Свинцовые подошвы звонко постукивали на мерзлом песке. В лучах белого закатного солнца горели большие пятна соли; вокруг пятен, ощетинясь длинными иглами, желтели шары кактусов. Их было очень много на равнине, этих странных растений без корней, без листьев, без стволов. — Бедный Славин, — сказал Мандель. — Вот беспокоится, наверное. — Я тоже беспокоюсь, — проворчал Новаго. — Ну, мы с вами врачи, — сказал Мандель. — А что врачи? Вы хирург, я терапевт. Я принимал всего раз в жизни, и это было десять лет назад в лучшей поликлинике Архангельска, и у меня за спиной стоял профессор… — Ничего, — сказал Мандель. — Я принимал несколько раз. Не надо только волноваться. Все будет хорошо. Под ноги Манделю попал колючий шар. Мандель ловко пнул его. Шар описал в воздухе длинную пологую дугу и покатился, подпрыгивая и ломая колючки. — Удар, и мяч медленно выкатывается на свободный, — сказал Мандель. — Меня беспокоит другое: как будет ребенок развиваться в условиях уменьшенной тяжести? — Это меня как раз совсем не беспокоит, — сердито отозвался Новаго. — Я уже говорил с Иваненко. Можно будет оборудовать центрифугу. Мандель подумал. — Это мысль, — сказал он. Когда они огибали последний солончак, что-то пронзительно свистнуло, один из шаров в десяти шагах от Новаго взвился высоко в небо и, оставляя за собой белесую струю влажного воздуха, перелетел через врачей и упал в центре солончака. — Ох! — вскрикнул Новаго. Мандель засмеялся. — Ну что за мерзость! — плачущим голосом сказал Новаго. — Каждый раз, когда я иду через солончаки, какой-нибудь мерзавец… Он подбежал к ближайшему шару и неловко ударил его ногой. Шар вцепился колючками в полу его дохи. — Мерзость! — прошипел Новаго, на ходу с трудом отдирая шар сначала от дохи, а затем от перчаток. Шар свалился на песок. Ему было решительно все равно. Так он и будет лежать — совершенно неподвижно, засасывая и сжимая в себе разреженный марсианский воздух, а потом вдруг разом выпустит его с оглушительным свистом и ракетой перелетит метров на десять-пятнадцать. Мандель вдруг остановился, поглядел на солнце и поднес к глазам часы. — Девятнадцать тридцать пять, — пробормотал он. — Солнце сядет через полчаса. — Что вы сказали, Лазарь Григорьевич? — спросил Новаго. Он тоже остановился и оглянулся на Манделя. — Блеяние козленка манит тигра, — произнес Мандель. — Не разговаривайте громко перед заходом солнца. Новаго огляделся. Солнце стояло уже совсем низко. Позади на равнине погасли пятна солончаков. Дюны потемнели. Небо на востоке сделалось черным, как китайская тушь. — Да, — сказал Новаго, озираясь, — громко разговаривать нам не стоит. Говорят, у нее очень хороший слух. Мандель поморгал заиндевевшими ресницами, изогнулся и вытащил из кобуры теплый пистолет. Он щелкнул затвором и сунул пистолет за отворот правого унта. Новаго тоже достал пистолет и сунул за отворот левого унта. — Вы стреляете левой? — спросил Мандель. — Да, — ответил Новаго. — Это хорошо, — сказал Мандель. — Да, говорят. Они поглядели друг на друга, но ничего уже нельзя было рассмотреть выше маски и ниже меховой опушки капюшона. — Пошли, — сказал Мандель. — Пошли, Лазарь Григорьевич. Только теперь мы пойдем гуськом. — Ладно, — весело согласился Мандель. — Чур, я впереди.
Не надо, Натив, пытаться выстраивать их в какую-то хронологию. Произведения вполне самодостаточны и завершенны. Если что - потом само в голове уляжется хронологически... Исключение составляет "Волны гасят ветер". Его нежелательно читать пока не прочтешь "Жук в муравейнике". Не поймешь ничего...
Не знаю, ребята. Мне эта книга не очень нравится. Как и "Далекая радуга". Не цепляет меня описание светлого будущего Гораздо больше меня впечатляют "Град обреченный", "Второе нашествие марсиан", "Улитка на склоне"... А "Хищные вещи века" так вообще можно увидеть вживую
С удовольствием и улыбкой во всю морду лица читала заключительный рассказ "Такими вы будете". Про Петра Петровича с юмором написано. :))) Ну и вся книга вполне даже! Немного наивна, чем и мила - но совсем не устарела. Все равно ж ничего пока не сбылось, все еще впереди у нас, у человечества.
Нет, теперь уже все не впереди. Человечество ушло с этого пути на боковую ветвь. Ты прочла коммунистическую утопию. А капиталистических утопий не сушествует. Их невозможно написать. Невозможна утопия для мира, существующего по жлобскому принципу и присваивания прибавочной стоимости.
Вот тут как раз в этой книжке написано, что от коммунизма первобытного человечества на основе всеобщей бедности человечество должно перейти к коммунизму на основе всеобщего богатства. По Марксу именно так: в результате развития производства и производственных отношений должно наступить изобилие и коммунизм.
1. Вот именно, на основе ВСЕОБЩЕГО богатства. Если ты не знаешь значение слова "всеобщего", посмотри в Гугле.) 2. По Марксу коммунизм наступит в результате развития ОБОБЩЕСТВЛЕННЫХ средств производства. А когда они находятся в руках "абрамовичей", развитие производства приводит только к увеличению интенсивности присваивания прибавочной стоимости.
У нас еще пока не коммунизм, а капитализм. Вот в результате развития капитализма и должен в конце концов наступить коммунизм, всеобщее богатство и обобществление средств производства - только при коммунизме бывает все общее.
Капитализм был в 19 веке в Англии, США и еще нескольких странах, живших на основе протестантской этики, и закончился он в тридцатых годах в эпоху Великой Депрессии. С тех пор и по настоящее время идет бесконечное развитие строго замкнутого "золотого миллиарда", попасть в который Россия никогда не сможет. Вход давно закрыт и запечатан.
Я тоже имел в виду все человечество, и так тебе и сказал, что все человечество при капитализме никогда не жило. Капитализм сформировался, был возможен на принципах аскезы раннего протестантизма. Поэтому он во всем мире никогда не был возможен, а только в небольшом количестве стран и ограниченное время. То что сейчас называют капитализмом, уже 80 лет им не является. Это примерно как в рассказе у Брэдбери. Путешественники отправляются в прошлое на охоту, подстреливают животное, жарят его мясо и потом с удивлением обнаруживают, что то что они едят в своем мире под названием "мясо", на самом деле давно таковым не является, а является подделкой.
Коммунизм был возможен, при определенной доли везения, но ту возможность человечество прозевало и проскочило тот поворот, когда он был уже возможен. Это как куриное яйцо. Когда оно свежее - из него возможно вылупление цыпленка. Когда оно сварено - уже ничего нельзя сделать. Так вот, "яйцо сварили".
Ну а к другим звездам, как в этой книжке, человечество полетит? Пусть очень не скоро, но когда-нибудь? Кстати, современные авторы сейчас пишут что-то на эту тему? Или все больше про вампиров?
Качественную - мало. Потому что мир захватили малолетки пубертантного возраста и бальзаковский женщины. Первым надо Гарри Поттера и Сумерки, вторым - Донцову, Устинову и Сумерки.) Хочешь настоящей современной качественной умной фантастики - читай "Гиперион" Дэна Симмонса.
Это точно, "Гиперион" - отличная книга, правда, уже не совсем современная (блин, надо же, двадцать лет уже прошло))) Настоятельно рекомендую прочитать, ДО ТОГО, как выйдет фильм - что-то уже снимают, как раз обещали выпустить в этом году. Учитывая предыдущие экранизации культовых романов, скорее всего, опять снимут какую-нибудь фигню...
(блин, надо же, двадцать лет уже прошло))) Решил подслатить твою горечь ложечкой меда. Если отсчет книги вести от последнего тома эпопеи, от "Восход Эндимиона", то десяточку от двадцатки можно снять, со спокойной совестью...))
