Геза Гардони / Сочинения в двух томах. Том 2. Звезды Эгера
09.04.2017, 19:24
БЕДСТВИЯ ЭГЕРА
Если в небесах есть книга, в которую записывают историю венгров, то следующие восемь лет должны быть записаны так. 1545. Турки взяли Буду, Эстергом, Фейервар, Сегед, Ноград, Хатван, Веспрем, Печ - почти вся страна в руках турок. 1546. Турки поделили Венгрию на пятнадцать санджаков. Уцелели только Верхняя Венгрия и один-два комитата на границе с Австрией. 1547. Венгров обирают не только турки, но и австрийцы. 1548. По всей стране распространяется вероучение Лютера и Кальвина. Венгры враждуют не только с турками и австрийцами, но и меж собой. 1549. Турки забирают под видом дани все, даже детей. 1550. Войска румын и турок двинулись в наступление на Эрдей. Монах Дердь за несколько дней выставил ополчение в пятьдесят тысяч человек. Румын разбили. Турки убрались вон. 1551. Королева Изабелла покинула Эрдей. Монах Дердь убит из-за угла.
Наступил 1552 год. Сизым налетом покрывались шопронские сливы и поспевали подсолнухи. Однажды в солнечный ветреный день Эва Борнемисса вышла после обеда на веранду своего дома и стала разбирать мужнино платье. Она искала одежду какому-то юноше, уезжавшему на чужбину. С тех пор как мы расстались с Эвой, она немножко пополнела, стала женщиной. Лицо, правда, еще сохранило девичью белизну и бархатистость, но в милых кошачьих глазках не было уже прежней плутовской улыбки. Черты выражали кротость и спокойный ум. - Вот вам, Миклош, даже два наряда, - сказала она школяру, разложив на столе поношенный костюм из узорчатого шелка вишневого цвета и будничный полотняный костюм. - Этот вам еще широковат. Но, может быть, через несколько месяцев будет как раз впору. - Благодарю, благодарю вас, ваша милость! - пролепетал Миклош, зардевшийся от радости. - Правда, шелк кое-где посекся, - сказала Эва, разглядывая одежду. - Но вы ведь передохнете у нас, а до вечера я все успею подштопать. - Потом она подняла серый полотняный костюм. - Вот этот будет вам как раз впору. Муж ездил в нем в Буду, когда турок занял ее и мы с королевой переезжали в Липпу. - Благодарю вас! - радостно сказал школяр. - В нем я и поеду. Его никакая пыль не возьмет! Женщина обшарила карманы - все были пусты. Однако в кармане поддевки она нащупала что-то твердое. Карман был дырявый. Эва сунула в него палец и нашла за подкладкой сложенный в несколько раз тоненький листик пергамента. Посмотрела на него Эва, развернула, разгладила. Какой-то чертеж вроде пятиугольника, повсюду линии и точки. - Миклош, скажите, что это такое? Черепаха, что ли? Юноша положил бумажку себе на ладонь, потом повернул и долго рассматривал. - Нет, это не черепаха, - сказал он, замотав головой, - хотя и похоже. Из комнаты выбежал шестилетний черноглазый мальчуган. На поясе у него висела в ножнах из вытертого красного бархата превосходная сабля с позолоченной рукояткой. - Мама, - защебетал ребенок, - ты обещала купить мне и трубу! Золотую трубу! - Янчика, не мешай мне сейчас, - отстранила его мать. - Ступай, милый, в сад к Луце. - А купишь потом золотую трубу? - Куплю, куплю. Ребенок сел верхом на саблю и, топоча, помчался во двор, а оттуда в сад. - Так вот, - сказал школяр, внимательно разглядывая бумагу, - это план крепости, притом Эгерской. - Эгерской крепости? - Да. Извольте поглядеть: черепаха обведена двойной линией. Это крепостная стена. А голова черепахи и четыре лапки - пять башенных выступов. Четырехугольники, начертанные тонкими линиями, - здания. - А что это за серп возле черепахи? - Наружные укрепления. В них нет зданий, как бывает обычно в наружных дворах крепости, - только две башни, с двумя вышками. - А вот эти два черных крючка, которыми прикреплена середина серпа к черепахе? - Это Темные ворота. - Почему «Темные»? - Потому что они под землей. - А что это возле ворот? - Конюшня. - Такая большая конюшня? - Большая и нужна, ваша милость. Тут же, наверно, и каретный сарай, и жилье для конюхов. Должно быть, и ключник здесь живет. - А вот эти точки возле ворот? - Тут была церковь, которую построил еще король Иштван Святой. Половину ее, увы, снесли не так давно: десять лет назад! - Как жаль! - Конечно, жаль. Но на месте разрушенной части строения провели большой ров и построили наружные укрепления. Это было необходимо. Ибо эта и восточная сторона крепости были уязвимее всего. - Но откуда вы это знаете, Миклош? - Как же мне не знать! Я два года учился в эгерской школе, и там все об этом говорили. Тогда и построили Темные ворота. - Поглядите, и на западной стороне, возле речки, тоже есть ворота. - Есть ворота и здесь, с юга. В крепости трое ворот. - А вот эти разные красные черточки - это что такое? Школяр разглядывал, разбирал значки. Покачал головой. - Это подземные ходы. - Столько подземных ходов? - Их много, только иные из них уже стали непроходимы. - А четырехугольники в виде комнат? - Это подземные залы. Здесь водохранилище. Тут кладбище. - Кладбище? Среди подземных ходов? - Должно быть, так. Видите, под этим подземным ходом написано: «Дорога мертвецов». Женщина содрогнулась. - Странно, что здесь хоронили мертвецов… - Только во время холеры, - ответил школяр. - Теперь я припоминаю, что слышал об этом. - Ах, Миклош, как жаль, что вы не пришли к нам двумя неделями раньше! - А почему, ваша милость? - Тогда бы я раньше дала вам одежду и бумажку нашла бы раньше. А ведь мой муж, бедняга, как раз поехал в Эгерскую крепость. - Я слышал, что турки повернули туда. - Потому-то муж и отправился в Эгер. Только зачем он согласился взять с собой и моего отца? Подумайте только, семидесятилетний старик! И рука и ноги у него деревянные, а поехал вместе с мужем. - Воевать? - Да, и воевать тоже. А еще потому поехал, что в крепости живет его старый друг - отец Балинт. Год назад они из-за чего-то поссорились. Тогда еще и мать, бедняжка, была жива. Отец Балинт перебрался в Эгер, к Добо. Вот мой батюшка и отправился мириться с ним. Они очень любят друг друга. Эва открыла зеленый крашеный сундук, расписанный цветами, и достала оттуда книжечку - свой молитвенник. Она вложила в него чертеж крепости и выглянула в сад, где возле служанки, поливавшей цветы, бегал ее сынишка. - Кто-нибудь да приедет из Эгера, - сказала она в раздумье. - Здесь живет старший брат Гашпара Пете. Он близок к королю и послал в крепость, где служит Гашпар, целый воз пороху и ядер. Если к нему придет гонец из Эгера, я пошлю мужу чертеж. Она взяла иголку с ниткой и положила на колени шелковый костюм. Пока они беседовали, во двор вошел мужчина в темно-синем ментике. Прикрыв калитку, он попрощался с кем-то. - Не утруждайте себя, - сказал он, - здесь я уж и сам найду дорогу. Эва встала. Голос ей был незнаком, человек тоже. На веранду вели три ступеньки. Дойдя до них, незнакомец поднял голову. Это был одноглазый, смуглый, дородный мужчина. Усы у него были подкручены, в руке он держал палку вроде той, с которой ходят деревенские старосты. - Добрый день! - приветствовал он Эву. - Говорят, что здесь живет его благородие лейтенант Гергей Борнемисса? - Да, живет, - ответила Эва, - только его нет дома. - Так он уже в самом деле уехал? - Уехал в Эгер. - Ах, какая жалость! - Незнакомец покачал головой. - Хотелось мне потолковать с ним… Но, может быть, его супруга… - Я его супруга. Милости прошу. Незнакомец поднялся по лестнице, снял шляпу и поклонился с глубоким почтением. - Меня зовут Тамаш Балог, - сказал он, - я дворянин из Ревфалу. По манерам незнакомца видно было, что он не крестьянин. Эва любезно пододвинула ему стул и представила школяра: - Школяр Миклош Рез. Едет в школу на чужбину. Старший брат его служит в войсках короля и знаком с моим мужем. Вот Миклош и заехал к нам на попутной телеге, чтобы передохнуть. - Здравствуй, братец, - небрежно бросил одноглазый и, сев на стул, начал рассказывать. - Я приехал на конскую ярмарку, - сказал он, хлопнув себя по колену, - и были у меня разные дела к вашему супругу. Да и деньги я ему привез. - Деньги? - удивилась Эва. - Говорили, он нуждается в деньгах. Едет в Эгер и продает кое-какие серебряные и золотые вещички. - Да ведь у нас почти и нет ничего. - Я очень люблю перстни. И он показал свою левую руку: на ней сверкали перстни один прекраснее другого. Может быть, и на правой руке пальцы были унизаны кольцами, но правую обтягивала замшевая перчатка, и поэтому не было ничего видно. Незнакомец продолжал: - Говорят, у него есть одно великолепное кольцо. - Есть, - ответила Эва, улыбнувшись. - С полумесяцем? - И со звездами. - Полумесяц топазовый? - А звезды алмазные. Но откуда вы все это знаете? - Нельзя ли мне взглянуть на кольцо? - Голос гостя задрожал. - Нет, - ответила Эва. - Муж всегда носит его в кармане. Это какое-то счастливое кольцо, оно принадлежало турку. Янчика бренчал в саду своей саблей. Он одним махом очутился на лестнице и, увидев незнакомца, взглянул на него с ребяческим удивлением. - Поздоровайся с дядей, как положено, - сказала мать с улыбкой. - Это чей мальчик? Сын господина лейтенанта? - спросил незнакомец. - Но к чему я спрашиваю! Вылитый отец! Он привлек к себе ребенка, поцеловал его. Какое-то неприятное чувство шевельнулось у Эвы, но через мгновение она уже забыла о нем. - А когда же мы купим трубу? - приставал к матери мальчик. - Разрешите мне купить ему трубу, - с готовностью предложил школяр. - Мне все равно придется завернуть на ярмарку. Я отведу Янчи и к моему вознице, покажу ему жеребеночка. - Пусть будет по-вашему, - согласилась мать. - Вот вам динар, купите ему трубу. Но хорошенько смотрите за ним, Миклош! А ты, Янчика… ты ведь знаешь, что сказал отец. - Она обернулась к Тамашу Балогу и, печально улыбнувшись, добавила: - Он наказал нам беречь ребенка как зеницу ока. Янчика, прыгая от радости, отправился со школяром на ярмарку. Мать крикнула им вдогонку: - Миклош, гуляйте возле церкви! Мы сейчас тоже пойдем туда. Она еще вчера собиралась на ярмарку, хотела приобрести кое-какие мелочи у приезжих венских купцов. Господин Тамаш Балог рассеянно вертел в руке шляпу, понуро глядя в сад. - Какие вести из Солнока? - спросила Эва; глаза ее были полны тревоги. - Ведь правда, туркам его не взять? - Я тоже так думаю, - небрежно ответил Тамаш Балог. - Муж сказал мне на прощанье, что нынче турки вряд ли попадут под Эгер. Солнок очень укрепили в прошлом году. Он сильнее Эгера. - Гораздо сильнее. - Но пусть Эгер не так укреплен, зато его будет защищать вся Верхняя Венгрия. Господин Тамаш Балог кисло улыбнулся. - Скажите, а есть у вас какой-нибудь портрет вашего супруга, господина лейтенанта? - Конечно, есть, - ответила Эва. - В прошлом году написал немецкий художник. - Не будете ли вы так любезны, ваша милость, показать мне портрет? Я много доброго слышал о витязе Борнемиссе. Хотелось бы посмотреть на него. - Разве вы не знакомы? - удивленно спросила Эва. - Когда-то были знакомы, да уж давно не встречались. Хозяйка ввела гостя в комнату. Там стоял полумрак и приятно пахло лавандой. Эва отворила ставни. Видно было, что это гостиная. На полу - турецкие ковры. У стены - диван, покрытый медвежьей шкурой. Возле окна - конторка и книжный шкаф, а в нем не меньше сотни книг в кожаных переплетах. На стене - портреты. Портрет старика Цецеи в шлеме, писанный в ту пору, когда у него волосы были еще черные; портрет косоглазой жены Цецеи в шали, расшитой золотом. Потом пожелтевшее изображение Христа в ореховой раме; дальше - шаловливое личико девушки, очень похожей на хозяйку дома, и рядом портрет Гергея Борнемиссы. Тонкие черты смуглого, как у цыгана, лица. Большие глаза светятся умом и юношеским задором. Усы подкручены, подбородок окаймлен круглой, мягкой бородкой. Волосы отпущены до плеч. С интересом разглядывая портрет, Тамаш Балог кивал головой. - Бравый, красивый мужчина! Сколько же ему лет? - Двадцать шесть. - И у вас такой большой сын? - Мы уже восемь лет женаты, - с улыбкой ответила молодая женщина. - Совсем еще детьми поженились. Господин Тамаш снова взглянул на портрет. - А правда, что господин витязь бывал в Константинополе? - Конечно, правда. Я тоже была с ним. - Есть у меня знакомый турок, он рассказывал о нем. Мэндэ-бей. Огромный такой мужчина. Ваш супруг оказал ему однажды большую любезность. - Мэндэ-бей? Никогда не слышала этого имени. - Может быть, ваш супруг поминал Хайвана? Прежде этого турка звали Хайваном. Эва улыбнулась. - Хайван? Как же не знать? Я тоже видела его. Тамаш Балог еще раз устремил взгляд на портрет, долго смотрел на него, насупившись и молча кивая головой, словно прощался с ним. Потом поклонился и, пятясь назад, вышел. Снова в сердце Эвы зашевелилось тягостное чувство. Такое же, как в ту минуту, когда Тамаш Балог прикоснулся к ее ребенку. Тем не менее она проводила гостя до самой лестницы веранды. Он шел все время по правую руку от нее. Так идут обычно крестьяне. На прощанье отвесил глубокий поклон, что свидетельствовало о благородных манерах. Из дверей вышел пятясь - на турецкий лад. Эву что-то беспокоило, но она стала корить себя за это: «Нехорошо думать дурно о несчастном! Он одноглазый, потому и взгляд у него какой-то змеиный». Она снова села за шитье и запела, чтобы отогнать тревогу. В саду пела служанка - Эва подхватила ту же песню. Потом проворными пальчиками начала пришивать пуговицы к вишневому шелковому костюму. В одном месте распоролся шов. Она стала искать красные шелковые нитки. Но посетитель все не выходил у нее из головы. «Кто этот человек? - размышляла она, опустив шитье на колени. - О кольце спрашивал, рассматривал портрет… Упоминал о Хайване… Ушел на турецкий манер… Кто этот человек?…» Побледнев, она смотрела невидящим взглядом на запертые ворота, силясь что-то вспомнить. Теперь уже и лицо пришельца показалось ей знакомым. Но где же она видела его? Потом пришла в голову мысль о кольце. Гергей сказал, что возьмет кольцо с собой. Сказал шутя и сунул в карман будничной поддевки. Взял ли он эту поддевку с собой? Она поспешно подошла к сундуку. Раскидала, разбросала всю одежду. Поддевка здесь. Дотронулась до кармана - и нащупала что-то твердое. Кольцо! Кольцо! И даже не завернуто в бумажку. И вдруг, словно молния, прорезавшая тучу, в голове ее мелькнуло имя. Она ударила себя по лбу: Юмурджак!
Тут как раз вернулась из сада служанка. Видит, что хозяйка лежит у сундука среди раскиданных платьев, в лице ни кровинки, глаза обведены темными кругами. - Ваша милость! Нет ответа. Служанка озирается, вбегает в другую комнату. Грабитель, что ли, здесь побывал? Ведь только в прошлую субботу среди бела дня ограбили прянишника Боту. Грабителей до сих пор не нашли. Схватив флакон с уксусом, служанка трет хозяйке виски, подносит ей к носу флакон. - Муж мой в опасности! - вот первые слова, которые вырвались из уст Эвы, лишь только к ней вернулось дыхание. - Где мальчик? Ах да, я отпустила его. Луца, скорей дай мне плащ! Пойдем за Янчи! - Но, ваша милость, куда вы? Ведь вы так больны… - Я не больна. Идем! А на самой лица нет, бледна как покойница. Поднялась на ноги и, в чем была, поспешно вышла за ворота. От ощущения опасности напряглись все ее мышцы. Она понеслась прямо к церкви. По улицам сновали люди, приехавшие на ярмарку. На площади среди телег, коров, привязанных за ногу, прихрамывающих свиней и всякой другой скотины ходили крестьяне, нагруженные бочонками и кадушками. Стоял обычный на ярмарке гомон, носились облака пыли, и пахло луком. Служанка догнала Эву только возле церкви и накинула на нее плащ. Вдруг из толпы показался школяр. Он понесся к ним бегом, расталкивая людей и крича: - Басурмане взяли Солнок! Только что объявили перед церковью. Как же я поеду теперь? - Мое дитя! - крикнула ему Эва. - Где вы оставили его? - Господин Балог повел Янчи в церковь. Сказал, чтобы я известил вас, пока он будет молиться. О, господи, господи! Конец стране! Если Солнок в руках турок, то и Эгер не устоит! - Дитя мое! Дитя мое! - кричала Эва, задыхаясь, и помчалась вверх по лестнице. Она вбежала через главный вход в церковь, пробилась сквозь толпу. - Дитя мое! - кричала она, едва переводя дух. - Дитя мое! В церкви шла как раз всенощная, и окрестные немецкие крестьяне, сидя на скамьях, громко пели на своем языке: «Christus here uns! Christus erhore uns! Herr erbarme dich unser!» Мать с воплями бросилась к рядам скамеек: - Янчи! Янчи, сын мой! Но Янчика не откликнулся.