Вторник, 22.01.2019, 03:38
TERRA INCOGNITA

Сайт Рэдрика

Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас Гость | RSS
Главная » Жизнь Замечательных Людей

Женевьева Шастенэ / Лукреция Борджа
29.06.2015, 18:58
Получив знаменитое имя, напоминающее магическое заклинание, Лукреция Борджа прошла свой жизненный путь в окружении кардиналов и кондотьеров, художников, римских пап и шутов, убийц и скрипичных мастеров, придворных и карликов. Мрак и свет чередуются на ее пути. Порой она теряется из виду в этой пестрой толпе, но каждый раз ее можно отыскать, так как повсюду ее сопровождают поклонение и ореол славы. Лукреция очень быстро становится символом новой культуры, достигшей переломного момента. Придя на смену аскетизму Средневековья, дух Возрождения расцветает под солнцем Италии с пышностью тропического растения. Этот переход проявился в насилии, эгоизме и дерзости, в грубости и утонченности.
Борджа вполне соответствуют своему времени. Таким образом, в этом семействе нет ничего чудовищного, а отсутствие лицемерия скорее говорит в его пользу. Чтобы освободиться от накопившихся за столетия предрассудков, обратимся к первоисточникам.
С конца XV века Рим, центр и горнило мироздания, порывает со средневековой суровостью нравов. Его нравственный кодекс постепенно меняется. На смену набожности приходит благочестие, на смену отваге — хитрость, на смену любви — чувственность. Религиозные обряды по-прежнему соблюдаются, религия остается авторитетом, но она все меньше проникает в духовный мир человека, все чаще затрагивает только внешнюю сторону жизни и становится своего рода компромиссом между человеком и высшими силами. Люди уважают формальности и пренебрегают заповедями. Напротив, культ индивидуума вознесен до небес: жить подобает по велению страстей, превосходя самого себя в энергии и мощи, и, если нужно, проявлять жестокость.
Самая сильная европейская держава, Франция, еще не преодолела свою культурную провинциальность, а крохотные итальянские и немецкие княжества впустую растрачивают энергию на междоусобные стычки. Папский двор, при котором будет расти Лукреция, управляется папой, как любое другое светское государство, оно — одно из самых крупных в Италии: его территория охватывает Марке, Романью и Лацио. На севере оно граничит с Венецианской республикой, на юге — с Неаполитанским королевством. В нем сосредоточена необычайно сильная власть, перед которой пусть неохотно, но склоняются правители. Чтобы выжить и защитить интересы и авторитет Церкви, поставленной в трудное положение после Авиньонского раскола, завершившегося 11 ноября 1417 года, наследники святого Петра ведут себя скорее как мирские, чем духовные правители. Одной из их главных забот становится необходимость иметь свой двор, и даже Ватикан не может обойти стороной правило, согласно которому в резиденции государя непременно должны присутствовать женщины. Если у наследников святого Петра мы не встретим donna di palazzo в собственном смысле этого слова, присутствие дам необходимо хотя бы для того, чтобы смягчить присущую военным грубость и внести гармонию в отношения между учеными, литераторами и послами.
Папа Каликст III, двоюродный дед Лукреции, приглашает в свою свиту meretrices honestae3, чьи имена — Изабелла де Луна и Донья Хуана — говорят о их испанском происхождении. Под сенью стен Ватикана нравственность от этого, быть может, и не выигрывает, зато расцветает утонченность. «Папе и кардиналам принадлежат самые красивые женщины, — пишет Монтень, — они музицируют, пишут стихи, и в их сочинениях святые рая соседствуют со жрицами Венеры». Спросом пользуется интеллектуальное общение с ними; музы словесности «столь же дорого продают свою беседу в отдельности, как и всё в целом», — продолжает Монтень. Уголки наслаждения, где разворачиваются любовные и литературные поединки, находятся вблизи посольств и, в свою очередь, пользуются той же привилегией неприкосновенности, что и дипломатические резиденции — такова мудрая мера предосторожности против возможных приступов морализма.
Несколькими годами позже Иоахим Дю Белле заявит в своих «Сожалениях» о том, что пример обычно берется с вышестоящих:

Лишь тот, кто видел, как по улице
У всех на глазах едет в карете куртизанка,
Кто видел, как она верхом, в мужском платье,
Надменно выставляет себя напоказ, кто видел,
Как среди бела дня она предается любви с кардиналами в мантиях,
Лишь тот может судить о Риме.


Между тем Ватикан многолик. Так, первый Борджа на папском престоле добивался в 1455 году помощи христианских государей для очередного крестового похода с целью освобождения Константинополя, попавшего двумя годами ранее в руки неверных. Напрасно. Ему не удается поколебать равнодушие королей и императора Фридриха III. После взятия Константинополя — «бульвара христианской веры»5 — султан, ослепленный гордыней, заявляет, что отправляется на завоевание Рима. Каликст III осознает грозящую Италии опасность и решает продать свои драгоценности, церковные чаши и вазы из золоченого серебра, принадлежащие папскому престолу земли и замки, приостановить грандиозное строительство, начатое его предшественником, чтобы на собранные таким образом деньги отвести угрозу христианству со стороны турок. Кардиналы тоже подают пример, покидая Рим и отправляясь проповедовать каждый в свою епархию. Подобные проявления мужества и щедрости повторяются каждый раз, когда Церкви угрожает опасность. Несколькими годами позже Пий II решит лично возглавить флот, собранный для борьбы с неверными, однако едва он вступает на корабль, как его поражает болезнь, и он умирает в Анконе.
Начиная с XV века духовное связано с плотским, и обет безбрачия, даваемый священниками, становится скорее намерением, чем зароком. Большинство из них «содержит любовницу к вящей славе Господней»6, — уточняет историк Инфессура. Что до монахинь, то Бурхард, папский церемониймейстер, сообщает в своей хронике за 1483–1506 годы о том, что «большинство монастырей превратилось в дома терпимости». Никто, однако, не видит в этом повода для злословия; сексуальность в ту эпоху еще не считается чем-то постыдным, и о ней говорят запросто. Вот всего лишь один из многих случаев: пять женщин, которые исповедовались одному монаху из падуанского монастыря, понесли от его трудов. Когда случившееся обнаружилось, попавшийся виновник умолял епископа о прощении, призвав себе на подмогу апостола Матфея: «Господи, ты дал мне пять талантов, вот еще пять, что я заработал сверх того»7; перед столь притянутой за волосы аргументацией прелат не смог удержаться от смеха и смягчил наказание.
Тем не менее в 1456 году Ватикан отменил решение епископа Кошона и торжественно реабилитировал Жанну д'Арк. Хотя Венеция со своими 11 тысячами куртизанок превосходила Рим, именно его часто называли «землей женщин». К 1490 году куртизанки приносят в папскую казну около 20 тысяч дукатов в год; издается эдикт — впрочем, безрезультатно, — имеющий целью положить конец таким обычаям и грозящий отлучением священникам, состоящим в связи с подобными дамами. При Мартине V, умершем в 1431 году, они постепенно проникают повсюду, вплоть до самой курии, и папы, сменившие его на престоле, в числе которых Александр VI, закрывают глаза на оргии своего церковного окружения, поскольку утонченные, хоть и довольно порочные латинисты дают им возможность плести обширную сеть дружеских связей по всей Европе, вести переговоры о заключении союзов и умерять амбиции правителей.
Свободные, открытые, бесстыдные, не скованные понятием греха нравы проявляются чаще всего в том, что касается рождения детей. Нелегко пришлось одному судейскому чиновнику: велев одной такой даме назвать имя отца ребенка, в ответ он услышал «S.P.Q.R.» («Сенат и народ Рима», девиз города). Семьи признают внебрачных детей. Миряне воспитывают их вместе со своими законными детьми, священнослужители, которые зачастую принимают как должное женское общество и плоды своих любовных связей, берут их под свой кров. Пий II всерьез подумывал об отмене безбрачия слуг Господних. «То, что священники не женятся, — в высшей степени разумно, однако разрешить им жениться было бы еще разумнее»8, — любил он повторять.
Прежде чем взойти на престол святого Петра, почти все папы эпохи Возрождения уже имели детей: Каликст III был отцом Франческо Борджа, который впоследствии получит кардинальскую мантию и будет изображен коленопреклоненным на картине «Успение Богородицы» Пинтуриккьо. Иеронимо Риарио считался сыном Сикста IV; Пий II, Иннокентий VII, Юлий И, кардинал Франсуа Гийом д'Эстутвиль, камерлинг Святой Церкви, продолжили традицию. Их многочисленное потомство плодится по всему городу, ни у кого не вызывая возмущения.
Чем выше человек поднимается по ступеням церковной иерархии, тем нужнее оказываются семейные связи. Непотизм в ту пору считается не просто естественным, но абсолютно необходимым, он охватывает детей, братьев и сестер, в том числе двоюродных, племянников и племянниц. Он широко распространяется при Сиксте IV. Первое, о чем он позаботился на следующий день после избрания, — это обеспечить родственникам богатство, власть и вес в обществе, соединить их с благородными и влиятельными семействами, одарить их земельными владениями с мощными крепостями, утвердить их в качестве суверенных «тиранов» на границах, для того чтобы держать в повиновении соперничающие мятежные группировки и противостоять любой попытке бунта или захвата территории. Современники, такие, как Гвиччардини и Макиавелли, судившие хозяев Ватикана не по их нравам, а по их политике, утверждали, что нет ничего дурного в том, что у папы есть дети, способные оказать ему поддержку.
Начиная с середины XV века римские папы одержимы идеей создания и укрепления Папского государства, так как от этого зависит их существование, поскольку их землям угрожает Арагонская династия в Неаполе, Сфорца в Милане и Медичи во Флоренции. В сущности, папы ничем не отличаются от таких властителей, как Гонзага, Эсте или Риарио, современники видят в них обычных деспотов (по-гречески «деспот» означает «хозяин»), облаченных в церковные одеяния.
Папское государство, далеко не однородное, должно было не только защищаться от внешней угрозы, но и бороться на собственной территории с местными правителями, ни во что не ставившими власть Рима. Церковные владыки, сменяющие друг друга на протяжении XV и XVI веков, делают все возможное, чтобы создать в центре Италии структуру власти, которая подчинялась бы им и обеспечивала их господство. Будучи «наместниками Бога на земле», они считают себя едва ли не наследниками римских императоров. Таким образом, «меч святого Павла» одерживает верх над «ключами святого Петра», мирская власть — над духовной. В разделенной на княжества Италии папа может выбрать лишь одну роль — вести себя как монарх или тиран, в античном смысле этого слова, поскольку, как говорил один оратор9 (термин венецианского происхождения, означающий «посол») на Констанцском соборе (1414–1418), «добродетель без власти смешна: римский папа, лишенный церковных владений, окажется в роли слуги на посылках у князей и королей».
Благодаря практичности и несмотря на препятствия, чинимые соперничавшими между собой семействами Орсини и Колонна, Ватикан с блеском выходит из состояния застоя, в которое его погрузило Авиньонское пленение пап, и Рим вновь утверждается как центр христианского мира. Было бы нелепостью выносить обвинение во имя так называемой нравственности как Александру VI Борджа, так и тем, кто предшествовал или наследовал ему на папском престоле. Наиболее выдающиеся из них прибегли к методам большой политики, целью которой было расширение и укрепление мирской собственности Церкви. Нам вовсе не следует считать их нравы недостойными, тем более что они всегда с почтением относились к догмам.
Один из наиболее проницательных наблюдателей Бальдассаре Кастильоне писал в 1516 году: «Желая искоренить пороки, искореняют добродетель». Последняя в эту эпоху еще сохраняла унаследованное от латыни значение «мужество».
Его с избытком будет хватать тому, кто пока еще зовется попросту Родриго Борджа, а у Лукреции не раз будет возможность доказать, что она по достоинству зовется его дочерью. Родриго, который станет папой Александром VI, родился в Испании 1 января 1432 года в Хативе, небольшом городке неподалеку от Валенсии. Начиная с XII века его предки могли гордиться званием «Caballeros de la Conquista»10, то есть рыцарями победного похода на арабов. Видные люди в своей провинции, они также пользовались уважением Кастильского и Арагонского дворов. Они заключали брачные союзы с самыми благородными семействами, и каждое следующее поколение придавало новый блеск их имени.
Белые крепостные стены небольшого городка Хативы, находящегося в Арагонском королевстве, возвышаются на фоне сурового и в то же время приветливого пейзажа. На востоке — покрытая редкой растительностью, мрачная, увенчанная крепостью гора, вдали вырисовываются судорожно сжавшиеся отроги, беспорядочно развороченные вершины Сьерра-Энгуэрры. На западе открывается более приятная картина: феерический сад Гесперид, где соседствуют апельсиновые, гранатовые, лимонные деревья и рисовые поля. Пальмы помахивают на ветру веерами листьев, отбрасывая тень на тропинки, по которым спускаются козьи стада. Солнце обжигает землю, а две реки и близкое море приносят ей вечернюю свежесть. В этом городе-оазисе, где бьют триста источников, мужчины жизнерадостны, утонченны, охотно предаются страсти, зачастую расточительны, а женщины — любезны, обожают танцы, наделены живым умом и нежной душой. «Это вечный праздник, где, однако, не происходит ничего предосудительного, поскольку каждый уважает своего ближнего», — отмечает путешественник Мюнцер. Эта противоречивость — насилие и нежность, аскетизм и веселье, — присущая природе края, будет в разной степени характерна для представителей рода Борджа, и лишь Лукреция, в отличие от своих родных, до конца своих дней будет неспособна к насилию.
Дядя Родриго, Алонсо Борджа, получивший кардинальский сан в 1444 году, был призван в Рим для получения пурпурной мантии. Он чувствует себя чужим в Вечном городе, окруженный интригами собратьев, и чтобы не быть совсем одиноким, вызывает к себе племянника. Тот не торопится отправиться в путь и в сопровождении своего брата Педро-Луиса покидает в 1449 году родной город, чтобы завершить образование в Болонье. Ему придется подождать шесть лет, пока его дядя станет папой, приняв имя Каликста III. Одиннадцать месяцев спустя, 20 февраля 1456 года, воспользовавшись случаем, на тайной папской консистории новоизбранный папа провозглашает Родриго кардиналом, тем самым тот становится его кондотьером, защитником престола, его правой рукой, а также наследником его собственности. Отныне в его силах изгнать тиранов, которыми кишат Рим и области вокруг него. Подобно ангелу-губителю, он может смутить покой соседних республик и основать династию, способную навеки сохранить для своей семьи ту власть, что дает папская тиара, — власть мимолетную и не передающуюся по наследству.
Двадцатичетырехлетний «кардинал-племянник», подвергающийся нападкам со стороны косной администрации Папского государства и прожорливых мятежных князьков, для начала должен показать, на что он способен. Он сделал это незамедлительно: один дворянин из Асколи убивает тирана города, чтобы занять его место, и тут Родриго самолично захватывает «госса» (крепость) и отправляет мятежника в Рим под надежной охраной. Столь энергичный дебют «восполняет то, что он слишком молод», чтобы стать вице-канцлером, и он занимает этот пост, как раз оказавшийся вакантным. Вице-канцлер — один из наиболее почитаемых сановников после папы: он несет ответственность за внутреннюю организацию Ватикана, а также является главнокомандующим и комиссаром всей армии Папского государства. Столь почетное место достается Родриго, хотя на него претендовал еще и кардинал д'Эстутвиль. Родриго всего двадцать пять лет.
Лоренцо Медичи одобряет такую семейственность, поскольку, утверждает он, «никто не бессмертен, и папа может полагаться лишь на то, на что следует полагаться. Его благородство не является наследством, он может оставить после себя лишь почести и блага, коими наградит своих близких»11.
Время настало: не прошло с тех пор и шести недель, как 21 июля 1458 года приступ подагры поразил Каликста III. Свечи горят днем и ночью, и на их фоне начинается его по-испански пышная агония. Родственники, приближенные и его духовник вполголоса читают псалмы. В то время как папа лежит на смертном одре, отрезанный от мира, в курии вспыхивает восстание оппозиции, в городе начинаются беспорядки.
До сих пор Родриго преуспевал во всем и не наживал себе врагов, в отличие от своего старшего брата, который добился высоких званий и должностей, лишь вызывая всеобщую ненависть. Итак, Педро-Луис вынужден пуститься в бегство под прикрытием младшего брата. Родриго, посадивший его в Остии на корабль, отплывающий в Испанию, возвращается в Рим, где уже разгорелся народный гнев против всего испанского. В резиденции вице-канцлера мятежники высаживают двери, выбрасывают мебель из окон. Родриго, невозмутимо наблюдавший за опустошительным набегом, хладнокровно вступает в беснующуюся толпу, подняв руку для благословения. Защищенный не столько пурпурной мантией, сколько своим авторитетом, он инстинктивно делает жест, необходимый для того, чтобы усмирить застывшую при виде такого мужества чернь, затем с таким же непоколебимым спокойствием он один, без сопровождения отправляется в Ватикан, чтобы быть рядом с дядей, Каликстом III, которого покинули родные и друзья и которого никак не возьмет смерть.
Новым наследником святого Петра в том же 1458 году становится Пий П. Своим избранием он обязан главным образом кардиналу Родриго Борджа и выражает ему свою благодарность, тем более что этот блестящий прелат, прекрасный оратор, храбрец и гуманист так ему напоминает его самого в молодости. За пятнадцать лет до того, как на голову Энеа Сильвио Пикколомини была возложена папская тиара, он получил из рук Фридриха III лавровый венок (фреска Пинтуриккьо воспроизводит эту сцену в Сиенском соборе) за сборник любовных стихотворений, написанных на латыни, «Chrysis». Еще более эротично его произведение «Евриал и Лукреция»: Евриал, придворный из свиты императора Сигизмунда, во время пребывания в Сиене влюбляется в донну Лукрецию; дама, несмотря на то что она замужем, отвечает на его страсть наперекор многочисленным препятствиям; они достигают любовного экстаза, однако за этой кульминационной сценой не последует продолжения. Евриал должен покинуть город, и Лукреция умирает от тоски.
После избрания папой он отказывается от своих сочинений. «Отрекитесь от Энеа, — любил повторять он, — и примите Пия II». Тем не менее он закрывает глаза на распутство своего неутомимого вице-канцлера до тех пор, пока тот, по его мнению, не начинает переходить дозволенные пределы и бросать тень на репутацию Церкви.
Несколькими годами позже, во время понтификата Павла II, Гаспаре да Верона набросает следующий портрет Родриго: «Он красив, лицо его приятно и улыбчиво, изъясняется он изящно и мягко. Ему достаточно бросить взгляд на красивую женщину, чтобы удивительным образом воспламенить в ней любовь и привлечь ее сильнее, чем магнит притягивает железо». И, на свою беду, кардинал Борджа охотно отвечал и на их призывы. Пий II, который в молодости любил повторять: «Я боюсь воздержания», призвал к порядку своего слишком горячего прелата.
--------------------------------------------------------------

                               
Категория: Жизнь Замечательных Людей
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
-->
Поиск

Меню сайта

Чат

Статистика

Онлайн всего: 5
Гостей: 5
Пользователей: 0

 
Copyright Redrik © 2019
Сайт управляется системой uCoz