Анастасия Готовцева, Оксана Киянская / Рылеев
|
| 23.11.2014, 23:30 |
 При попытке отрешиться от легенды и заново проанализировать источники сразу же бросаются в глаза лакуны в наших представлениях о жизни и творчестве Рылеева, нехватка документального материала для заполнения этих лакун. Но даже те источники, которые есть в нашем распоряжении, позволяют сделать вывод: биография Рылеева изобилует странностями и несообразностями.
Необычность эта сопровождает его с самого раннего детства. Поздний ребенок, горячо любимый матерью, Рылеев, тем не менее, в самом раннем детстве был отдан в кадетский корпус. Для того чтобы понять причины, по которым четырех лет от роду лишился родительской заботы, необходимо представлять себе биографии хотя бы ближайших его родственников — матери, отца, брата и сестры. Однако до настоящего времени пролить свет на семейную историю Рылеевых не удавалось. Неизвестно, почему, вступив в службу, проведя на ней почти пять лет, пройдя Заграничные походы, Рылеев так и не получил повышения в чине. Мы не знаем, когда он начал писать стихи, какие поэтические тексты были первыми в его творчестве.
Литературная карьера Рылеева началась со скандала. Сатира «К временщику», направленная против «подлого и коварного» Аракчеева, наделала много шума. Публикация сатиры заставила читателей ожидать правительственных репрессий в отношении дерзкого поэта. Однако они не последовали, и это удивило читателей еще больше, чем сам факт выхода сатиры. М. В. Нечкина справедливо называла сатиру «К временщику» «легально напечатанной, но антиправительственной по существу»9. То же можно сказать и о многих других его произведениях, проникнутых гражданственностью. Но до самого ареста Рылеев практически не знал проблем с цензурой и «в стол» писал крайне мало.
Конечно, как «поэт-гражданин» Кондратий Рылеев едва ли был радикальнее Александра Пушкина, автора «Вольности» и «Кинжала». Он вполне соотносим, например, с Петром Вяземским или тем же Вильгельмом Кюхельбекером. Однако вольнолюбивые стихи этих поэтов, за редким исключением, не были напечатаны и распространялись в списках. С другой стороны, гражданская тема в отечественной поэзии 1820-х годов вообще становится «общим местом», занимает лидирующее положение на страницах журналов. Удивляло современников не само присутствие этой темы в творчестве Рылеева, а степень ее радикализма именно в подцензурных текстах.
«Непостижимо, каким образом в то самое время, как строжайшая цензура внимательно привязывалась к словам, ничего не значащим, как то: ангельская красота, рок и пр., пропускались статьи, подобные "Волынскому”, "Исповеди Наливайки”», — удивлялся на следствии друг Рылеева Владимир Штейнгейль. Другой подследственный, Дмитрий Завалишин, не мог понять, «каким образом Рылеев давно не был потребован к допросу», ведь «"Исповедь Наливайки”… не оставляла никакого сомнения насчет его мыслей и духа». Завалишин «недоумевал, каким образом они выходили в свет, и охотно поверил силе [тайного] общества, обширности связей и участию важных особ».
Создается впечатление, что не только цензоры, но и лица, приближенные к высшей власти, — к примеру жена Александра I Елизавета Алексеевна, — всячески помогали Рылееву формировать «идеологию решительной борьбы с самодержавием». В 1823, 1824 и 1825 годах после выхода в свет каждого из трех выпусков знаменитого альманаха «Полярная звезда» Рылеев (как и его друг Александр Бестужев, осужденный впоследствии на вечную каторгу) получал от императрицы «благоволения» и ценные подарки, причем официальной причиной награждения являлось не только удачное составление альманаха, но и «полезные труды» его составителей на поприще отечественной словесности.
Провинциальные же читатели, не искушенные в политической и литературной жизни столицы, и вовсе были уверены, что произведения Рылеева отражают точку зрения властей. «Читая и переписывая "Думы” Рылеева, мы, гимназисты, вовсе и не воображали, что Рылеев государственный преступник, и знать не знали, что он был казнен. Напротив, он казался нам добрым патриотом», — писал в мемуарах академик Ф. И. Буслаев, в конце 1820-х — начале 1830-х годов пензенский гимназист.
Рылеев, в отличие от многих поэтов, эксплуатировавших в 1820-х годах гражданскую тему, был «литературным генералом», столичной знаменитостью. Более того, среди всех участников заговора он был, пожалуй, самой публичной личностью, известной всей образованной России. Уже в 1822 году журналы и газеты объявили его одним из «лучших российских поэтов» — наряду с Александром Пушкиным, Василием Жуковским, Евгением Баратынским и Антоном Дельвигом. Ревнивые замечания о «знаменитом» Рылееве читаем в письмах Пушкина. Именно ему Пушкин прочил место министра на российском Парнасе.
И естественно поэтому, что скандальным, непонятным для не посвященных в тайны конспирации современников оказался громкий и кровавый финал литературной карьеры Рылеева, сопряженный с публичной казнью через повешение. «Жители Петербурга исполнились ужаса и печали»; «Описать или словами передать ужас и уныние, которые овладели всеми, нет возможности», — вспоминали современники.
Изучая тайную, конспиративную деятельность Рылеева, исследователь неминуемо сталкивается с еще большим количеством несостыковок.
Буквально за несколько месяцев, прошедших с момента вступления в заговор, Рылееву удалось сплотить вокруг себя разрозненных участников давно развалившихся тайных организаций, принять в свою «отрасль» гвардейскую молодежь, начать подготовку реального восстания с целью захвата власти. Согласно приговору, вина Рылеева состояла, в частности, в том, что он «усилил деятельность Северного общества, управлял оным, приуготовлял способы к бунту… приуготовлял главные средства к мятежу и начальствовал в оных». Однако неясно, каким образом мог «приуготовлять главные средства» к военному перевороту человек сугубо штатский, журналист и издатель. Непонятно, как ему удавалось «управлять» тайным обществом, состоявшим почти сплошь из военных, почему офицеры-заговорщики столь быстро признали штатского литератора своим безусловным лидером.
Остается нерешенным и самый главный вопрос рылеевской биографии: за что же он все-таки был повешен? Конечно, он обсуждал вопросы цареубийства — но не он один. Рылеев убеждал офицеров, участников заговора и просто сочувствующих, вывести своих солдат на Сенатскую площадь — но и этим накануне 14 декабря занимался не только он. Хорошо известно, что «диктатором» восстания был избран не Рылеев, а гвардейский полковник князь Сергей Трубецкой. Однако в 1826 году Трубецкому удалось избежать высшей меры наказания.
«Хотя Рылеев был лучший мой друг, но для истины не скрою, что он был главною пружиною предприятия; воспламеняя всех своим поэтическим воображением и подкрепляя своею настойчивостию», — показал на следствии Александр Бестужев. Однако высказывание Бестужева отражает скорее его собственное отношение к Рылееву, а не реальное положение дел накануне восстания. «Поэтического воображения» и «настойчивости» явно недостаточно для того, чтобы вывести солдат. К тому же на Сенатской площади над войсками «начальствовали» офицеры, а вовсе не литераторы, а сам Рылеев в непосредственном революционном действии участия не принимал.
И у Николая I должны были быть особые причины для того, чтобы поставить Рылеева «вне разрядов» наряду с признанным лидером тайных обществ Павлом Пестелем и руководителем восстания Черниговского полка Сергеем Муравьевым-Апостолом. Причины эти до сих пор были скрыты как от глаз современников, так и от внимательного взора позднейших исследователей. |
| Категория: Жизнь Замечательных Людей
|
|
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация |
Вход ] |
