Адриен Пруст (1834–1903), отец Марселя Пруста, входил в число тех людей, которые во второй половине XIX века поняли, что жизнь общества может быть значительно улучшена благодаря новым научным знаниям. Основной сферой интересов этого блестящего врача стала гигиена — новаторский еще на тот момент раздел знаний, который с середины XIX века воспринимается в аспекте не только индивидуального, но и общественного здоровья. Европейский мир стремительно менялся, однако главные признаки прогресса — урбанизация, индустриализация, начинающаяся глобализация — способствовали распространению эпидемий. Лечить многие инфекционные заболевания тогда еще не умели, потому важно было просто не допустить их возникновения. Вот почему общественная гигиена занимала такое важное место во внутригосударственной и международной политике эпохи. Эта социальная трансформация видима во взглядах Адриена Пруста, а также в самой его карьере. Необходимость контроля за распространением болезней позволила ему быстро продвинуться по служебной лестнице и даже стать известным за пределами Франции. Его «Трактат о гигиене», неоднократно переиздававшийся, можно было прочитать и на русском языке: в начале XX века он был переведен и опубликован в России. В этом учебнике описание миссии врача-гигиениста, данное Адриеном Прустом, носит почти ренессансный характер. Отец писателя, давая определение новой области знаний, пишет: «…всё, что может привести к улучшению жизни человека, к развитию его благополучия физического и духовного, его физической и умственной деятельности, становится обязательной и законной частью гигиены. Представленная таким образом, она преодолевает пределы медицины, биологии, антропологии, юриспруденции; вся мировая история объединяется для того, чтобы дать основы и стать сферой применения этой науки». Таким образом, Адриен видит свою деятельность как глобальное преобразование жизни в Европе и за ее пределами для сохранения здоровья отдельного человека и населения в целом. Этот блестящий функционер и талантливый медик, размышлявший об изменении жизни общества в европейском и даже мировом масштабе, родился 18 марта 1834 года в маленьком французском провинциальном городке Илье, расположенном в 25 километрах от Шартра и в сотне километров от Парижа. Дед Марселя Пруста Луи был хозяином маленькой бакалейной лавки, расположенной на главной площади городка напротив церкви Святого Жака. Уже в начальной школе Адриен Пруст привлек внимание своими способностями и прилежанием, благодаря которым получил стипендию для продолжения учебы в Шартре. После окончания курса средней школы он отправляется в Париж, чтобы стать студентом-медиком. Медицина в тот период являлась одной из сфер, которые позволяли продвигаться по социальной лестнице благодаря способностям и знаниям, а не происхождению и имущественному положению. Карьера Адриена Пруста быстро шла в гору: все экзамены, а также конкурсы, позволявшие занять тот или иной пост, он с неизменностью проходил блестяще. Очень быстро он достиг самых высоких степеней и в медицинской среде, и в научных исследованиях, и на государственной службе. В 28 лет Адриен Пруст получил право заниматься медицинской практикой, в 29 он был назначен на пост главы клиники, а в 33 года стал преподавателем в университете. Во второй половине XIX века занятия гигиеной давали возможность совершать экзотические путешествия и даже подвиги. В 1869 году для уточнения путей распространения холеры Адриен отправляется в Персию, проезжает через Санкт-Петербург, Астрахань, посещает Тегеран, а на обратном пути Константинополь. Ему удается подтвердить гипотезу о том, что холера из Индии, где расположены её природные очаги, может проникнуть в Европу либо через средиземноморские порты, либо по суше, в том числе через территорию России. Среди прочего у него нашлось доброе слово для русских: он пишет, что система кордонов, выставляемых на дорогах для блокирования распространения болезней в наших южных регионах, является очень эффективной. Морские же пути, отмечает Адриен, контролировать намного проще. Наиболее важным для Европы является санитарный контроль за Египтом, ставшим морскими воротами Средиземноморья после открытия в 1869 году Суэцкого канала. Важность сведений, полученных Адриеном Прустом, по достоинству была оценена властями: в августе 1870 года из рук императрицы Евгении молодой гигиенист получил орден Почетного легиона. Жанна Вейль, девушка из состоятельной семьи, вышла замуж за молодого подающего большие надежды врача через несколько дней после получения им награды. Карьера Адриена продолжает идти в гору. Он руководит одним из отделений в госпитале Шарите в Париже, далее в госпитале Ларибуазьер, а затем в Отель-Дьё. В 1879 году он становится членом Медицинской академии наук, в 1884-м — главным инспектором санитарных служб, в 1885 году возглавляет кафедру гигиены медицинского факультета в Париже. Это неуклонное социальное восхождение отца оказало несомненное влияние на представление об обществе, сложившееся у Марселя Пруста. Главный герой «Поисков», хотя и не без труда, но получает доступ в самые закрытые светские салоны Парижа, несмотря на свое буржуазное происхождение. Персонаж романа реализует идею, которую мы находим в трактате о гигиене Адриена Пруста: «Прежде классы общества были подобны той части зала суда, что отделена от остальной публики непреодолимыми барьерами, и лишь немногие среди самых сильных пытались выйти за пределы своей среды, куда случайность их помещала в момент рождения. Ныне законы и нравы уничтожили эти барьеры, каждый пытается подняться выше своих предков […]». Деятельность людей, подобных Адриену Прусту, соединяла в себе практически несоединимое: с одной стороны, романтизм далеких путешествий, героизм борьбы с абсолютным злом — смертью и болезнями, — а с другой — внимание к устройству водопроводов и строительству дорог, к расположению зданий и высоте потолков, к питанию и профессиональным болезням, оборудованию тюрем, казарм и больниц, проблемам алкоголизма, преступлений, самоубийств и т. д. Такая смесь высокого и низкого имела большой литературный потенциал. Вот почему логичным кажется то, что работа Адриена Пруста «Защита Европы от чумы» с описанием симптомов и путей распространения опасного заболевания была использована Альбером Камю для создания романа «Чума»: обстоятельство, которое, знай он о нем, доставило бы немалое удовольствие Марселю Прусту. Впрочем, профессиональные обязанности Адриена не всегда соответствовали тем высоким гуманистическим идеалам, что составляют основу романа Камю. Распространение многих опасных болезней в мировом масштабе было связано с активно идущей колонизацией: во второй половине XIX века мир делили на куски как лакомый пирог. Жюль Ферри, один из политических деятелей эпохи, писал в 1890 году: «Неудержимое стремление к покорению новых территорий охватило все великие европейские нации. Это движение напоминает гигантские состязания по скачкам с препятствиями на неисследованных еще дорогах. С 1815 по 1850 год Европа была домоседкой и редко выходила за свои пределы. Это было время небольших захватов, маленьких продвижений вперёд, побед мелкобуржуазных и скудных. Сегодня завоёвываются целые континенты […]». Познания Адриена Пруста в области гигиены оказались нужны Франции и потому, что они позволяли организовывать военные захваты новых территорий с минимальными потерями. В статье «О гигиене военных операций в колониях» Адриен Пруст анализирует одну из военных экспедиций англичан против государства Ашанти в Западной Африке. Старший Пруст, совершенно оставив в стороне вопрос о легитимности колониальных войн, рассуждает о том, что в тяжелых для европейцев климатических условиях только учет смены сезонов, быстрое проведение военных действий, организация эвакуации больных могут уберечь участников похода от эпидемий, а значит, и обеспечить успех военной кампании. Внимание отца к международной политике определило и некоторые сюжеты в творчестве сына. Одна из основных тем романа — описание того, как Первая мировая война (ее подготовка и ход) обсуждалась в светских салонах Парижа, — без сомнения, была отчасти вдохновлена «военными этюдами» Адриена Пруста. Доктор Пруст также интересовался психологией, что оказалось очень важным для его сына. Так, среди книг, написанных отцом писателя и посвященных гигиене различных болезней, например «Гигиена больных подагрой» (1896), «Гигиена страдающих ожирением» (1897), «Гигиена диабетиков» (1899), могут быть выделены две работы психологического характера: «Гигиена больных неврастенией» (1897) и «Гигиена неврастении» (1900). Казалось бы, психологическое исследование очень далеко от поэтической атмосферы романа «В поисках утраченного времени». Тем более неожиданным оказываются результаты сравнения описаний больных неврастенией из названных выше сочинений Адриена Пруста с поведением главного героя романа. Так, например, доктор Пруст объясняет, что первые признаки неврастении проявляются еще в детстве, что болезнь часто возникает под влиянием какой-либо сильной эмоции, допустим, страха. Этот анализ заболевания заставляет вспомнить об излишней чувствительности главного героя, первый приступ нервозности которого случается с ним в детстве, во время знаменитой сцены с поцелуем матери. Упоминает Адриен Пруст и о наследственном характере неврастении, а мы невольно думаем о том, что странная болезненность была характерна не только для повествователя, но и для его тети Леонии, целые дни проводившей в постели, несмотря на то, что врачи не находили у неё никакого заболевания. На интерес Адриена Пруста к психологии несомненно оказал влияние его коллега Жан Мартен Шарко, чьи идеи были важны для становления теории психоанализа Зигмунда Фрейда. Исследователи часто называют роман «В поисках утраченного времени» провидческим, поскольку в тексте произведения легко обнаружить воззрения, близкие к психоанализу. Причина этой осведомленности писателя очевидна: доктора Шарко и Солье, ближайшие предшественники Фрейда в мировой науке, входили в окружение Адриена Пруста, который интересовался всеми новыми течениями в психологии. Благодаря отцу с новыми достижениями науки о человеческой душе знакомился и будущий писатель. Если публичная жизнь Адриена Пруста шла в целом благополучно, то жизнь частная была не так однозначна. Начнем с того, что взаимоотношения с Марселем, его старшим сыном, не были бесконфликтными. Блестящий практик Адриен Пруст противился увлечениям светской жизнью и литературой, увлечениям, которые представлялись ему времяпрепровождением бесполезным. Эти семейные разногласия отражены в двух романах Пруста — «Жане Сантее» и «В поисках утраченного времени». В первом столкновение с родителями носит открытый характер: так, одна из дискуссий с родителями по поводу выхода в свет заканчивается разбитой посудой и слезами Жана. В романе «В поисках утраченного времени» формы конфликтов меняются: до таких прямых конфронтаций, как в «Жане Сантее», дело не доходит. Споры с родителями приобретают более корректные философские формы, они связаны с вопросами самоопределения героя, с выбором его жизненного пути. Непонимание вызвано тем, что отец мечтает о карьере дипломата для сына, тогда как сам он хотел бы заниматься литературой. Конфликты Адриена с Марселем — не единственный деликатный момент в жизни семьи будущего писателя. Так, доктор Пруст при случае не отказывал себе в небольших любовных интрижках на стороне, например с актрисами. Будучи врачом, приписанным к Опера-Комик, он получил в знак особого расположения от Мари Ван Зандт, одной из звезд тогдашней оперной сцены, ее фотографию в мужской одежде. По всей видимости, Пруст был в курсе этой истории, о чем свидетельствует один из эпизодов в «Поисках утраченного времени»: главный герой романа обнаруживает портрет Одетты де Креси, возлюбленной Свана, в мужском костюме в мастерской художника Эльстира. Жизнь отца, таким образом, в трансформированной форме нашла отражение в романе писателя, демонстрируя уже упоминавшееся нами желание, с одной стороны, скрыть правду, а с другой — поведать о своей жизни всё без утайки. Эта трансформация позволяет понять, каким образом Прусту удается быть таким откровенным. Не самый приятный факт из биографии отца идеализирован: фотография заменена портретом, фотограф — талантливым художником, любовная авантюра — историей сильнейшей страсти Свана к Одетте. Можно видеть и другой прием: события и факты, которые кажутся Прусту слишком неприглядными, приписываются персонажам, удаленным от семьи повествователя. Так, например, неверность Адриена Пруста передана Свану, а по отношению к отцу главного героя мотив измены не рассматривается. Марсель был даже знаком с одной из возлюбленных отца — Лорой Хейман, известной парижской куртизанкой. Лора была креолкой, она родилась в Андах, отцом ее был английский инженер. Она имела таких знаменитых покровителей, как, например, герцог Орлеанский и король Греции. Ее черты отражены в произведениях множества модных светских художников (Тиссо, Мадразо, Стюарта) и писателей (новелла «Глэдис Харвей» Поля Бурже была вдохновлена ею). Марсель был представлен светской красавице своим отцом, написал ей множество хвалебных писем и даже стал ее близким другом. Через четыре года после смерти Адриена Пруста Лора даже предлагала будущему писателю изготовить бюст его отца, поскольку она была довольно одаренным скульптором. Однако Пруст отказался от подарка, не решившись оскорбить память матери. Высокое положение в профессиональной иерархии, а также состояние его жены обеспечивало Адриену Прусту стабильный доход и соответствующий образ жизни: большую квартиру в центре Парижа, долгие каникулы на самых дорогих курортах для него и для всей семьи. Исследователь Роже Дюшен опубликовал завещание Адриена Пруста, из которого видно, что в его собственности на момент смерти находились 1650 тысяч золотых франков. Эта сумма была разделена между Жанной Пруст, Марселем и его братом Робером. Отметим, однако, что траты писателя после получения наследства от отца остались под контролем матери, которая не разрешила ему свободно пользоваться полученной суммой и выплачивала ему что-то вроде пенсии. В этом решении матери явно просматривается уверенность в том, что непрактичный и неврастеничный Марсель был не способен правильно организовать свои расходы. Финансы сына находились под контролем матери до ее смерти в 1905 году, когда Прусту было уже 34 года. Незадолго до кончины отца Марселю все же удалось доказать, что его литературный дар может иметь практическое применение. Летом 1903 года Адриен Пруст был приглашен на вручение наград лучшим ученикам в коллеже Шартра и в школе в Илье. Занятый своими многочисленными обязанностями, он не нашел времени на подготовку речей, а потому попросил сына помочь ему. В текстах, составленных Марселем, очень органично звучат мысли, которые впоследствии приобретут важность в его романе. Будущий писатель рассуждает о памяти, пытаясь взглянуть на реальность глазами своего отца, уже пожилого человека. Он, например, пишет: «Существует одна вещь, которая недоступна для молодых или которая может быть понята молодыми только в форме предчувствия: это поэзия и грусть воспоминания». Эти тексты, составленные Марселем, могут, конечно, рассматриваться как простая помощь литературно одаренного сына своему слишком занятому отцу. Однако не сказались ли эти поездки, совершенные Адриеном за несколько месяцев до смерти, и на концепции романа? Доктор Пруст очень серьезно отнесся к предложению выступить в родных стенах, ведь он любил повторять, что считает одной из самых важных своих наград то, что его имя выгравировано на доске почета в маленьком и совсем непрестижном коллеже в Шартре. Эта память отца о местности, где он родился, это уважение к тем, кто его окружал в начале жизни, напоминают то, какую исключительную роль играет описание провинциального французского городка Комбре в романе «В поисках утраченного времени».
В СТОРОНЕ МАТЕРИ
Жизнь семейства матери Марселя Пруста проходила в сфере, весьма удаленной от той, в которой проживали родные Адриена Пруста. Жанна Вейль (1849–1905) родилась в состоятельной семье евреев, выходцев из Германии, сумевших успешно адаптироваться во Франции после эмиграции. Барух Вейль (1782–1828), прадед писателя, работал в Нидервиллере на фарфоровом заводе. Он переехал из Эльзаса в Париж и уже в 1804 году сам стал владельцем фабрики, где производил так называемый парижский фарфор, который даже составлял конкуренцию севрскому. Его супруга Сара умерла при рождении второго его сына — Нате Вейля (1814–1896), деда Марселя Пруста. Барух женился во второй раз, выбрав в супруги сестру своей первой жены. От второго брака у него родилось еще двое детей: Лазарь (или во французской транскрипции Луи) и Адель. О карьере Нате Вейля, деда Марселя, известно не очень много. С 1865 по 1890 год его деятельность была связана с биржей, где он был посредником в обменных операциях. В официальных документах его называют рантье. Любовь к биржевым спекуляциям, кстати, будет унаследована Марселем Прустом. Именно к деду, отличавшемуся широкими взглядами на мораль, обращался Марсель в случае затруднений с деньгами, о которых он не хотел сообщать родителям, вечно обеспокоенным его большими тратами. Впоследствии с особой любовью Марсель будет относиться также к своему двоюродному деду Луи Вейлю, брату Нате. Этот богатый хозяин фабрики по производству пуговиц и продавец тканей еще приумножил свои богатства, женившись на Эмили Оппенгеймер, дочери состоятельного банкира, которая умерла, не оставив ему детей. Жизнерадостный Луи имел многочисленные связи с актрисами, иногда теми же, что привлекали внимание Адриена Пруста. Так, он встречался с уже упомянутой оперной певицей Мари Ван Зандт и несколько лет покровительствовал Лоре Хейман. По поводу денежных средств, которые достались Марселю Прусту в наследство от матери, исследователи обладают сегодня довольно достоверными сведениями. Так, в недавно обнаруженном письме Пруста к Луи д’ Альбюфера, одному из близких друзей, писатель рассказывает о том, сколько денег имела в распоряжении его семья. Пруст сообщает: «Мои родители имели на расходы в год […] восемьдесят тысяч франков, может быть, немного больше. Папа не имел, так сказать, собственного состояния, но, несмотря на то, что у него не было частной практики, он зарабатывал около сорока тысяч франков. Поскольку мама со своей стороны обладала почти сорока тысячами франков ренты, это составляло приблизительно восемьдесят тысяч франков, которые превратились в сорок тысяч после смерти папы». Нужно иметь в виду, что речь идет о золотых франках, которые соответствовали двадцати франкам по ценам, существовавшим накануне перехода на евро. Таким образом, родители Пруста имели доход более двухсот тысяч евро в год. Эта сумма тем более велика, что налоги на доходы не существовали, что цены на жилье и на оплату труда слуг были низкими. Семья Вейль не только принадлежала к состоятельной парижской буржуазии, она отличалась прогрессивными взглядами и оказалась причастна к большой политике. Так, Адольф Кремьё (1796–1880), один из родственников прадеда Пруста, стал в 1848 году министром юстиции. Его деятельность на этом посту не прошла незамеченной для французской истории: он отменил смертную казнь за политические преступления, а также рабство во французских колониях. Он снова стал министром юстиции в 1870 году. Известно, что он был президентом Международного иудейского альянса, а также видным масоном. В 1875 году он получил пожизненное звание сенатора. Его супруга Амели держала литературный салон, в котором можно было встретить практически всех писателей-романтиков и многих знаменитых музыкантов. У нее на вечерах бывали Ламартин, Гюго, Мюссе, Мериме, Александр Дюма, а также Россини, Мейербер, Галеви. Бабушка Марселя Пруста Адель Вейль (1824–1890), урожденная Бернкастель, посещала этот салон, что, без сомнения, сказалось на либерализме ее взглядов, на ее любви к романтической литературе, на ее интересе к музыке. Вейли имели не только республиканские воззрения, но и не отличались религиозностью. Разговаривали они только по-французски, а религиозным обрядам предпочитали посещение оперы и театра. Собственно, по этой причине брак с молодым и подающим надежды врачом-французом и стал возможным для Жанны, которая сама не приняла католичества, но дала согласие на то, чтобы ее дети были крещены. Впоследствии Пруст любил демонстрировать друзьям свидетельство о крещении, подписанное самим архиепископом Парижским. Впрочем, его происхождение продолжало оставаться во Франции рубежа веков чем-то, что следовало скорее скрывать. Показателем распространенности антисемитизма в тот период явилось знаменитое дело Дрейфуса, объявленного шпионом только на основании его «нехристианского» происхождения. Потому степень искренности писателя в заявлениях о том, что он не чувствовал никаких связей со своими корнями, не стоит преувеличивать.
ПОЦЕЛУЙ ПЕРЕД СНОМ
В семье Вейль существовал особый культ матери и материнской любви. Так, например, совершенно особые отношения связывали Жанну Пруст с Адель Вейль, бабушкой Пруста. По воспоминаниям писателя, мать и дочь хотя и встречались практически каждый день, часто разговаривали друг с другом по нескольку часов подряд: они с трудом могли расстаться, снова и снова находя темы для обсуждения. Казалось, Адель перенесла в свою жизнь ту страстную привязанность матери к дочери, которая нашла выражение в знаменитых письмах мадам де Севинье, томик которых сопровождал бабушку Пруста повсюду. Писать по три-четыре письма в неделю своей дочери в течение нескольких десятков лет, как это делала мадам де Севинье, — такая любовь казалась Адель Вейль вполне естественной. Жанна Пруст, продолжая семейную традицию обожания Севинье, как-то призналась Марселю, что слова писательницы об одной матери, которая «отказалась от самой себя, полностью отдала себя служению детям», напоминают ей о бабушке. Марсель Пруст не забудет ни этого признания Жанны, ни семейного культа писательницы эпохи классицизма: любовь к письмам мадам де Севинье будет передана им бабушке повествователя в романе «В поисках утраченного времени» и станет одной из самых трогательных черт ее характера. Кроме того, отношение к мадам де Севинье станет одним из способов непрямой характеристики персонажей в романе: для того чтобы показать, что какой-то герой не способен на глубокие чувства, Прусту будет достаточно упомянуть, что тот считает любовь писательницы к своей дочери избыточной и неискренней. Сильная привязанность матери к своим детям являлась, таким образом, семейной традицией. Однако эта любовь в случае с Марселем Прустом принимает особые, сложные формы. Образ Жанны Пруст, женщины из семьи с прогрессивными взглядами, образ, который кажется таким ясным и непротиворечивым, неожиданно усложняется в момент, когда мы сталкиваемся с эмоциями ее сына. Важность Жанны в эмоциональной жизни Марселя, интенсивность его привязанности к ней переходит границы обычных сыновних чувств. Кажется, что Марселю так и не удалось окончательно повзрослеть и разорвать ту психологическую пуповину, которая связывала его с матерью. Так, в возрасте семнадцати лет он не мог пережить расставание с Жанной Пруст без слез. В письме, отправленном вдогонку уехавшим родителям, он рассказывает: «Ночь долгая, но скорее неприятная. Еще и теперь глаза на мокром месте. Под впечатлением от вашего отъезда я даже вызвал проповедь дяди, который сказал, что моя грусть — это эгоизм». До смешного детские доводы приходилось придумывать мадам Пруст во время военной службы Марселя, чтобы успокоить слишком сильно переживавшего разлуку сына. Так, она пишет в одном из своих посланий: «Я изобрела наконец способ, как тебе сократить время отсутствия: возьми 11 плиток шоколада, который ты очень любишь, скажи самому себе, что ты будешь есть по одной плитке только в последний день месяца, — и ты будешь удивлен, как быстро они закончатся и твое изгнание вместе с ними». В письме к Морису Барресу Пруст рисует такую картину своих взаимоотношений с Жанной: «Всю нашу жизнь она меня готовила к тому, что мне придется обходиться без нее в день, когда она меня покинет, это началось уже в детстве, когда она отказывалась приходить в десятый раз ко мне в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи перед тем, как отправиться на вечер, или когда я видел поезд, увозящий ее в деревню, или позже в Фонтенбло и даже этим летом, когда я звонил ей каждый час». Боль от расставания с матерью прекрасно описана в романе «В поисках утраченного времени». Мама повествователя, желая избавить его от привычки засыпать только после ее поцелуя, привычки, которая показывает его детскую слабость, его нервность, его неспособность контролировать свои эмоции, принимает решение не приходить в комнату сына, отправленного спать, и остается в саду с гостями. Маленький мальчик не может заснуть и стремится любой ценой заставить маму подняться к нему. Эта маленькая трагедия, разворачивающаяся в момент отхода ко сну, важна тем, что она предвосхищает в романе «В поисках утраченного времени» все будущие любовные несчастья героя: он также будет мучиться ревностью, ожидая своих возлюбленных, как когда-то он страдал оттого, что его мама была счастлива вдали от него. Кажется, что сюжет с поцелуем перед сном просто преследовал Пруста. В сборнике «Утехи и дни» он встречается в трех самых важных новеллах: в «Смерти Бальдассара Сильванда», в «Конце ревности» и в «Исповеди молодой девушки». Более того, расставание перед сном снова упоминается и в предисловии к сборнику, где автор рассказывает о постоянном присутствии матери рядом с ним ночами во время его тяжелой болезни. В неопубликованном романе «Жан Сантей» сюжет с поцелуем также играет роль. В этом произведении родители пытаются приучить Жана, главного героя, которому уже исполнилось семь лет, засыпать в одиночестве.
В СТОРОНЕ ОТЦА
