Джошуа Феррис / И не осталось никого
|
| 04.01.2018, 19:28 |
 Мы были раздражительны и слишком хорошо зарабатывали. Приходя по утрам на работу, мы не ждали никаких радостей от грядущего дня. У курильщиков, правда, впереди было хоть что-то приятное — перекур в десять пятнадцать. Большинству из нас нравились почти все остальные, кое-кто кое-кого ненавидел, двое-трое всех и вся обожали. Этих самых всех-и-вся-обожателей остальные в один голос бранили. Утром мы любили съесть по дармовому рогалику. Но они доставались нам слишком редко. Льготы у нас были просто ошеломляющие — как по качеству, так и по полноте. Иногда мы сомневались — стоят ли они того, чтобы так корячиться. Мы полагали, что лучше уехать в Индию. Или вернуться в школу медсестер. Помогать умственно отсталым детям или работать руками. Но никто не пошел на поводу у этих порывов, хотя они и посещали нас ежедневно и ежечасно. Вместе этого мы встречались в конференц-залах и обсуждали то, что стояло у нас на повестке дня.
Обычно мы получали заказы и выполняли их профессионально и в срок. Но иногда случались какие-нибудь проколы. Опечатки, неверные номера. Мы занимались рекламным бизнесом, а в этом деле важны детали. Если в бесплатном номере телефона клиента третья цифра после второй черточки превращалась из восьмерки в шестерку и текст в таком виде уходил в печать и появлялся в журнале «Тайм», то ни один из тех, кто, прочитав объявление, тут же хватался за телефон, чтобы сделать быстрый заказ, не достигал цели. Конечно, им ничего не стоило зайти на сайт компании и узнать все там, но нам все равно приходилось платить за опечатку из кармана фирмы. Ну, вы уже заскучали? А мы так скучали каждый день. Наша скука длилась и длилась, коллективная скука, обреченная на жизнь вечную, потому что мы тоже никогда не умрем.
Линн Мейсон умирала от рака. Она была одним из совладельцев агентства. Умирала? Точно не знал никто. Линн было едва за сорок — и рак груди? Никто не мог сказать точно, откуда всем этот факт известен. И факт ли это? Некоторые называют подобные вещи слухами. Но никакого слуха не было вовсе. Был именно факт, о котором в разговорах не упоминалось. Рак груди излечим, если захватить его на начальной стадии, но Линн, похоже, эту стадию упустила. Мы вспоминали, как смотрели на Франка Бриццолеру, думая, что у него есть еще максимум полгода в запасе. Старина Брицц — так мы его называли. Курил он как паровоз. Стоял в вязаной безрукавке рядом со зданием в самую жуткую непогоду и тянул одну за другой «Олд голдс». Тогда и только тогда он казался непобедимым. Когда он возвращался назад и плелся по коридору, никотиновая вонь предшествовала его шагам и еще долго висела в воздухе после того, как он проходил в кабинет. Он начинал кашлять, и мы с рабочих мест слышали, как трутся друг о друга пласты отложений в его прокуренных легких. Некоторые из-за этого кашля ежегодно включали его в «скорбный список знаменитостей», хотя, конечно же, никакой знаменитостью он не был. Старина Брицц и сам это знал, знал, что он включен в «скорбный список» и некоторые записные спорщики наживутся на его смерти. Он знал это, потому что был одним из нас, а мы знали все.
Мы не знали, кто крадет вещи с наших столов. Пропадали всегда поздравительные открытки, фотографии в рамочках. Подозрения у нас имелись, но доказательств не было. Мы думали, что делается это, наверное, не затем, чтобы поживиться, а ради адреналина. А может, это был такой патологический крик о помощи. Ханк Ниари, один из немногих чернокожих копирайтеров в нашем агентстве, как-то спросил: «Что за чушь — ну кому могла понадобиться моя дорожная зубная щетка?»
Мы не знали, кто засунул суши-ролл за стеллаж Джо Поупа. Первые несколько дней Джо и ведать не ведал ни о каком суши. Потом стал украдкой нюхать у себя под мышками, подносить ладонь к губам, чтобы проверить, не пахнет ли изо рта. К концу недели Джо убедился, что сам он тут ни при чем. Мы тоже чувствовали запах. Назойливый, едкий, от него щипало в носу, и вонь у нас стояла почище, чем воняет от дохлой крысы. У Джо каждый раз, когда он заходил в кабинет, бывал рвотный спазм. На следующую неделю вонь сделалась такой нестерпимой, что пришлось вызывать людей из хозяйственной службы; они прочесали весь кабинет и обнаружили этот источник радости — ролл из тунца, белорыбицы, семги и брюссельской капусты. Майк Борошански, шеф службы безопасности, закрывал нос концом галстука, как настоящий коп на месте убийства.
Мы благодарили друг друга. У нас это вошло в традицию — после каждого общения друг друга благодарить. Благодарность наша всегда была искренней и без тени иронии. Мы выражали благодарность за то, что все закончилось так быстро, и за то, что было затрачено столько усилий. Мы приходили на совещание, а когда оно завершалось, выражали благодарность организаторам за то, что они его организовали. Мы очень редко говорили что-нибудь отрицательное или нелестное по поводу совещаний. Мы знали, что почти все они в основном бессмысленны, и действительно каждое третье или четвертое не имело вообще никакой цели или задачи, но многие деловые встречи раскрывали какую-нибудь важную частность, а потому мы посещали их, после чего благодарили друг друга.
У Карен Ву всегда были для нас какие-нибудь новости, а потому мы всей душой ее ненавидели. Она начинала говорить, и в глазах у нас темнело от раздражения. Может быть, так оно и есть, иногда со страхом думали мы, возвращаясь с работы домой, может быть, мы, грубые и толстокожие, неспособны ни на какое сострадание и исполнены ненависти к людям только за то, что они наши близкие знакомые? Иногда нас посещали такие внезапные откровения, и нам казалось, что мы ох как далеки от идеала. Может быть, нам стоило уйти? Решило бы это проблему? Или наши качества были врожденными и потому обрекали нас оставаться злобными и нищими духом? Мы надеялись, что это не так.
Марсия Двайер прославилась отправкой е-мейла Женевьеве Латко-Девайн. Марсия после совещаний часто писала Женевьеве. «Работать с геморройными людьми — сплошной геморрой», — написала она в тот раз. Потом поставила точку и стала дожидаться ответа. Обычно, получив от Женевьевы ответ, она, вместо того чтобы писать ей еще (на что уходило чересчур много времени, ведь Марсия была художником, а не автором), сломя голову летела в кабинет Женевьевы, закрывала дверь, и две женщины заводили разговор. Единственное, что хоть как-то утешало в геморройном событии с участием геморройных людей, так это мысль, что потом можно будет все выложить Женевьеве, которая поймет тебя лучше, чем кто-либо другой. Марсия могла бы позвонить матери, и мать выслушала бы ее. Она могла бы позвонить одному из четырех братцев, и любой из этих качков был бы просто счастлив отлупить геморройного типа. Но они не поняли бы ее. Они бы ей посочувствовали, но это совсем другое дело. Одного кивка Женевьевы было достаточно — Марсия знала, что до той дошло. Все мы остро ощущали эту насущную для каждого необходимость — быть понятым. Но е-мейл Марсия получила не от Женевьевы. Е-мейл она получила от Джима Джеккерса. «Ты меня имеешь в виду?» — писал он. Амбер Людвиг написала: «Я не Женевьева». Бенни Шассбургер написал: «Ты случаем не обкурилась?» Том Мота написал: «Ха!» Марсия пришла в ужас. За две минуты она получила шестьдесят пять е-мейлов. Один пришел из отдела кадров с предупреждением об опасностях, которыми чревата рассылка частных е-мейлов. Джим написал во второй раз. «Не могла бы ты мне сказать: ты меня имела в виду? Марсия, это я — тот геморрой, о котором ты пишешь?»
Марсия готова была убить Джима, потому что иногда по утрам он, дошаркав до лифта, приветствовал нас словами: «Ну, мои ниггеры, что там у нас?» Он говорил иронически, в шутку, но у него это плохо получалось. Нас от этого едва не тошнило, особенно Марсию. И особенно если при этом присутствовал Ханк.
В те дни редко кто-то из нас со страшной скоростью катал кого-нибудь в кресле с колесиками. Большую часть времени заполняли долгие, очень долгие паузы, в которые мы, склонясь над столами, слышали лишь собственное сопение и корпели над порученными заданиями, забывая про все на свете. Такие паузы затягивались на вечность, но в конце концов Бенни, которому все это надоедало, приходил и, встав в дверях, говорил:
— Эй, что вы делаете?
Это мог быть любой из нас.
— Работаем, — таков был обычный ответ.
Услышав это, Бенни стучал своим дешевеньким перстеньком по двери и удалялся прочь.
Как мы ненавидели наши кружки для кофе, наши коврики для мышек, наши настольные часы, наши ежедневники, содержимое ящиков наших столов! Даже фотографии близких людей, приклеенные лентой к мониторам компьютеров для поддержки и поднятия настроения, превращались в докучливые напоминания о времени, отбываемом на службе. Но потом мы получали новый кабинет попросторнее, перетаскивали туда свое барахло и тогда начинали все любить снова, тогда мы напрягали извилины, соображая, что куда поставить, а в конце дня с удовольствием смотрели, как здорово старые вещи смотрятся в этом новом, улучшенном, важном пространстве. В эти минуты мы ни чуточки не сомневались, что приняли абсолютно правильные решения, хотя по большей части мы были мужчинами и женщинами, исполненными сомнений. Куда бы вы ни заглянули — в коридорах и туалетах, в кофе-баре и кафетерии, в холлах и принтерных комнатах повсюду были мы с нашими сомнениями.
Во всем этом треклятом заведении, казалось, была единственная электрическая точилка для карандашей.
Мы не испытывали особой приязни к циникам. Каждый в то или иное время оказывался циником, но особой выгоды оттого, что мы оплакивали свое немыслимое счастье, мы не получали. На национальном уровне дела шли довольно неплохо, и предпринимательские денежки доставались нам с легкостью. Машины, приобретаемые для домашних нужд (машины, которые едва помещались на подъездных дорожках перед нашими жилищами), чем-то напоминали танки — создавалось ощущение, что если забраться внутрь, то нашим детям уже не грозят никакие опасности. Впрочем, бояться и так было нечего, когда сегодня одно Ай-пи-о, завтра — другое. Каждый к тому же знал какого-нибудь банкира. А как было здорово в майское воскресенье прокатиться на горных велосипедах вокруг лесного заповедника — бутылки с водой, защитные шлемы и все такое. Преступность была на невиданно низком уровне, и мы слышали сообщения о том, что бывшим получателям социального пособия теперь дали надежную работу. Каждый день на рынке появлялись какие-нибудь новые средства для волос, и у наших стилистов на стеклянных полочках стояли аккуратные ряды этих изделий, а мы разглядывали их в зеркале, болтая о пустяках, и каждый из нас был уверен, что один из них подходит именно мне. Но все же некоторым из нас никак не удавалось обзавестись бойфрендом. У некоторых из нас жены предпочитали спать отдельно.
Бывали дни, когда мы встречались в кухне на шестидесятом за ланчем. Места за столиком хватало только на восьмерых. Если все было занято, то Джиму Джеккерсу приходилось есть сэндвич над раковиной и пытаться вести с нами беседу оттуда. Нам это было удобно — потому что если возникала нужда, то он мог передать ложку или пакетик с солью.
— Работать с геморройными людьми — сплошной геморрой, — сказал Том Мота, обращаясь к столу.
— Пошел ты в жопу, Том, — ответила Марсия.
Нам не давали покоя охотники за головами. Они донимали нас обещаниями более высоких должностей и жалований. Некоторые уходили, но большинство оставалось. Нас и здесь устраивали наши перспективы, и мы ничуть не хотели дополнительной докуки знакомства с новыми людьми. Нам и тут пришлось потратить какое-то время, чтобы начать чувствовать себя в своей тарелке. В первый день на работе имена влетают в одно ухо и вылетают в другое. Только-только вас представили какому-то типу с огненно-рыжей головой и белоснежной кожей, усыпанной веснушками, а перед вами уже чья-то новая физиономия, а потом еще. Пройдет несколько недель, и вы постепенно начнете связывать между собой лица и имена, а в один прекрасный день — шелк, и в мозгу навечно засело: того буйного рыжеволосого зовут Джим Джеккерс. Его уже не перепутаешь с Бенни Шассбургером, чье имя попадалось тебе в е-мейлах и распечатках, но ты пока еще не идентифицировал его с полноватым, пухлолицым евреем, у которого волосы жесткие как проволока и в мелкую кудряшку. Столько людей! Столько разных фигур, разного цвета волос, стилей моды.
Марсия Двайер носила прическу а-ля восьмидесятые. Она слушала жуткую музыку, ансамбли, из которых мы выросли еще в одиннадцатом классе. Некоторые из нас никогда не слышали о той музыке, которую она предпочитала, и вообще как ей могла нравиться такая какофония — уму непостижимо. Некоторые из нас вообще не любили музыку, другие предпочитали разговорное радио, а у довольно большого контингента приемники всегда были настроены на станцию «Олдис». Когда мы все разъезжались по домам, засыпали и город погружался в сумерки, в пустом офисе продолжала играть «Олдис». Представьте себе — только прямоугольник света в дверях. Веселенькая мелодия «Дрифтерс» наполняет темноту ночи в два и в три часа, а где-то происходят убийства, заключают сделки наркодилеры, совершаются насилия. Кривая преступности шла вниз, но преступность как таковая еще не была изжита. По утрам наши любимые диджеи возвращались и ставили нам наши любимые ностальгические песни. Большинство из нас сначала выковыривали изюм, а потом уже съедали булочки.
Нас мучили въевшиеся в печенки яркие воспоминания о бесконечных скучных присутственных часах. Потом выдавался день, который проходил в идеальной гармонии с нашими проектами, членами семьи и коллегами, и мы поверить не могли, что нам за это еще и платят. Мы решали отметить это бутылочкой вина за обедом. Некоторым нравился какой-нибудь конкретный ресторан, тогда как другие растекались по городу, опробуя и исследуя. Таким образом, мы становились ежами и лисами. Для Карен Ву было жизненно важно первой узнать о новом ресторане. Если кто-то называл новый ресторан, о котором она не знала, то можно было поставить последний доллар на то, что Карен в этот же вечер отправится туда, чтобы исследовать и опробовать. Придя на работу на следующее утро, она рассказывала тем, кто не владел знаниями, о новом ресторане — о новом ресторане, в котором она побывала, о том, какой он великолепный, и убеждала всех отправиться туда, Те, кто следовал рекомендации Карен, давал тот же совет тем, кто ее не слышал, и скоро все мы сталкивались друг с другом в этом новом ресторане. К тому времени Карен туда нельзя было заманить ни за какие коврижки.
В ранние времена сбалансированных бюджетов и необычайного подъема индекса НАЗДАК нам выдали тенниски из высококачественного хлопка с логотипом агентства, вышитым на левой стороне груди. Выдали по случаю какого-то мероприятия, и мы все надели их, исполненные корпоративной гордости. Но после мероприятия мы почти не надевали тенниски — не потому что перестали гордиться компанией, а потому что испытывали какое-то неприятное чувство, если нас видели в вещах, которые, как всем было известно, достались нам задаром. В конечном итоге наши портфели распухли от предложений НАЗДАК вкладывать деньги, и если нашим родителям была доступна одежда только из «Сеарс», то мы могли покупать в «Брукс бразерс» и в подачках задарма не нуждались. Мы жертвовали их в «Гудвил», или мариновали у себя в шкафах, или косили в них газоны.
Несколько лет спустя Том Мота эксгумировал свою тенниску из бельевого ящика, что стоял у него под кроватью. Более вероятно, что он обнаружил ее, когда имущество семейства Мота делили по постановлению суда. Том заявился в ней на работу. В тот давний день, когда состоялось мероприятие, он, как и все мы, пришел в тенниске, но после этого в его жизни случились серьезные перемены, и мы решили: его явление в одежде, которой большинство из нас протирало машины, свидетельствует о том, что в голове у парня завелись тараканы. Материя у этих рубашек и в самом деле оказалась очень удобной. И на следующий день Том появился в той же тенниске. Мы стали задаваться вопросом: а где же он спит. На третий день мы начали беспокоиться по поводу того, принимает ли он душ. После того как Том целую неделю проходил в одной тенниске, мы решили, что от нее должно пованивать. Но он, должно быть, ее стирал, и мы представляли себе, как Том, голый по пояс, стоит перед автоматом в химчистке и смотрит, как эта рубашка вращается в барабане, потому что ему теперь запрещено возвращаться в его дом в Напервилле.
К концу месяца мы сообразили, что это никак не связано с разводом Тома. Тридцать дней подряд в одной и той же корпоративной рубашке — это было началом агитационной кампании.
— Ты когда-нибудь собираешься ее поменять? — спросил Бенни.
— Мне нравится эта рубашка. Я хочу, чтобы меня в ней похоронили.
— Тогда, по крайней мере, возьми и мою — чтобы можно было менять.
— С удовольствием, — сказал Том.
Итак, Бенни отдал Тому свою рубашку, но Том не стал носить ее в очередь со своей, а надел поверх. Две тенниски — одна на другой. Он стал подходить ко всем и просить, чтобы мы принести ему наши тенниски. Джим Джеккерс не упустил случая услужить, и скоро Том ходил уже в трех рубашках.
— Линн Мейсон начинает задавать вопросы, — сказал Бенни.
— Я горжусь компанией, — ответил Том.
— Но чтобы три сразу?
— Ты не знаешь, что у меня на сердце, — сказал Том, три раза стукнув кулаком по логотипу компании. — Я горжусь компанией.
Иногда сверху у него была зеленая рубашка, иногда — красная, иногда — синяя. Позднее мы выяснили, что это он засунул суши-ролл за книжный стеллаж Джо. Он много чего выделывал — например, перенастраивал все приемники на другую волну, делал порнографические скринсейверы и оставлял свое семя на полу в туалете на шестидесятом и шестьдесят первом. Мы знали, что все это его рук дело, потому что, когда Тома уволили, станции в приемниках перестали перенастраиваться, а уборщицы больше не жаловались в администрацию.
Это была эпоха бесплатных раздач и всевозможных цацек. Мир тонул в интернетовских деньгах, и мы имели в них свою справедливую долю. Мы настаивали на том, что дизайн логотипа не менее важен, чем качество изделия и система дистрибуции. «Высокий класс» — так мы описывали наши дизайны логотипов. «Кустарная работа» — так мы говорили о дизайне логотипов, разрабатываемых другими агентствами, если только они не делали по-настоящему отличные логотипы, и тогда мы склонялись перед ними, как древние майя перед своими языческими богами.
Мы тоже считали, что это будет всегда.------------------------------------ |
| Категория: Хорошие книги
|
|
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация |
Вход ] |
