Иерусалим сдался армиям крестоносцев, и Святой Город наконец-то перешел в руки христиан. Хотя прошло всего два дня после победы над нечестивцами, на север уже мчались верховые гонцы, чтобы принести новость папе и западным владыкам и сообщить миру, что Господь вложил великую победу в достойные руки неукротимых, блистательных солдат Своей священной войны. Сэр Джеффри Мэппстоун, один из немногих английских рыцарей, присоединившихся к крестовому походу, отнюдь не чувствовал себя героем. Месяцы голода, болезней, ужасной погоды и прочих невзгод полностью лишили его воинственного духа. Когда высокие стены Святого Города были проломлены, а ворота распахнулись, чтобы впустить внутрь остатки доблестной армии, христиане прокладывали себе путь, убивая мирных жителей, как разящие ангелы, и Джеффри не испытывал ничего, кроме отвращения и дурноты. Убийства продолжались почти сутки, и когда наутро первые солнечные лучи осветили Иерусалим с востока, они озарили подлинный ад. Крестоносцы не пощадили ни единого мусульманина, ни единого еврея, и трупы маленьких детишек и пожилых женщин лежали рядом с телами воинов. Людей убивали прямо в домах; мужчины, обезумевшие от запаха крови и близкой поживы, выламывали двери и окна. Убивали на улицах, куда несчастные бежали в поисках спасения. Но ужаснее всего, по мнению Джеффри, было то, что убивали также в мечетях и в синагогах: даже в священных стенах беспомощным людям не нашлось укрытия. Сеньор Джеффри, принц Танкред, захватил земли, прилегавшие к огромной Мечети Скалы, и водрузил над куполом свое знамя, пообещав тем, кто укрылся внутри, пощаду — разумеется, в обмен на хороший выкуп. Но предводители крестоносцев презирали как своих врагов, так и друг друга, и соперники Танкреда пренебрегли его обещанием проявить милосердие. Джеффри, пришедшему в храм на следующий день, пришлось пробираться через завалы из трупов высотой по колено. Ничуть не лучше поступили и с евреями в главной синагоге. Их обвинили в том, что они пособничали мусульманам, и подожгли здание. Все, находившиеся внутри, сгорели заживо. Когда горожан не осталось в живых, когда все дома, животные и хозяйственная утварь, вплоть до последней миски, были поделены между захватчиками, разграбление закончилось. Принцы в торжественном благоговении повели своих гордых, насквозь пропахших кровью воинов в Храм Гроба Господня, чтобы подобающим образом возблагодарить Бога. Джеффри не присоединился к ним. Вместо этого, не желая принимать участия в ханжеском торжестве, происходившем среди победителей, он отправился на городские стены, близ Мечети Скалы. Крестоносцы ушли на богослужение, почти все население погибло, и в городе было очень тихо. Лишь в каком-то саду неподалеку блеяла коза, да легкий жаркий ветерок из пустыни нашептывал что-то, лаская древние стены. В покинутом внутреннем дворике взметалась вверх пыль, время от времени шелестела пожелтевшая от зноя трава. Джеффри поднялся на стену с бойницами и посмотрел на бесплодный склон холма, где стояли лагерем крестоносцы перед завершающей атакой. Трепетали на ветру пустые палатки, хлопая полотнищами, то тут, то там можно было увидеть одинокого слугу, оставленного сторожить хозяйское добро. За спиной у сэра Мэппстоуна грязной серой пеленой поднимался дым: среди руин еще пылали пожары. Джеффри оперся ладонями о стену и закрыл глаза. Солнце нещадно пекло обнаженную голову, по спине ползли струйки пота. Некоторые рыцари обходились без доспехов и толстых плащей, защищавших во время сражения, но Мэппстоун чувствовал себя неуютно в этом чужом городе, с его минаретами и башенками, стиснутыми со всех сторон домами и путаницей узких улочек и переулков. Он не снимал броню и не собирался делать этого, пока не убедится в собственной безопасности. — То, что случилось здесь, будет считаться чудовищным злодеянием в грядущие века, — промолвил рядом чей-то тихий голос. Джеффри резко повернулся, обнажив меч и приставив его к горлу говорившего, едва ли не раньше, чем тот успел закончить. Его неожиданный собеседник раздраженным жестом отвел оружие в сторону. Он был стар, зубов во рту почти не осталось, и судя по задубевшей морщинистой коже, большую часть своей долгой жизни он провел под палящим солнцем Святой Земли. Одежда его состояла из потрепанной монашеской рясы, поношенных кожаных сандалий и пояса, сплетенного из воловьих сухожилий. Но вот глаза у него были не выцветшими и слезящимися, как обычно у стариков, а такими яркими и ясными, что казались бы более уместными на молодом и свежем лице. — Тебе следует быть осторожнее, — с досадой произнес Джеффри. Он оглянулся, убедился, что незнакомец здесь один, и убрал меч в ножны. — Очень глупо так исподволь подкрадываться к солдату — особенно сейчас. — Особенно сейчас, — эхом откликнулся старик, хмуро разглядывая Джеффри. — Ты хочешь сказать, что твои друзья так переполнены жаждой крови, что сначала наносят удар, а уж потом спрашивают, друг ты или враг? — Да, — ответил Джеффри, снова отвернувшись от собеседника и облокотившись на стену. — Тебе лучше сидеть дома и ждать, пока установится хоть какое-нибудь подобие порядка. А до тех пор Иерусалим — опасный город для любого безоружного прохожего, даже для монаха. — У меня слишком важное дело, — возмутился тот. — Я не могу прохлаждаться взаперти, потому что времени почти не осталось. А ты можешь мне помочь. — Помочь тебе, вот как? — Джеффри даже развеселился. Старик посмотрел через дворик, туда, где над Храмовой Горой высилось массивное восьмиугольное сооружение с гладким сверкающим куполом и стенами, украшенными яркими изразцами. Внутри находился камень, на котором, согласно преданию, Авраам собирался принести в жертву Исаака, и где, как считали евреи, располагалась некогда Святая Святых Первого Храма. Мусульмане верили, что с этого места Магомет вознесся в свое Ночное Странствие, а Джеффри полагал, что теперь здесь будет христианское святилище. Красно-бурые пятна на полу и зловещие брызги на колоннах напоминали о невинно убиенных, которые всего два дня назад отдали себя под защиту Танкреда. — Тебе не понравилось то, что здесь произошло, Джеффри Мэппстоун. Ты не принимал в этом участия. Крестоносец с подозрением посмотрел на старика. — Откуда ты знаешь, как меня зовут? Тот пожал плечами. — Я видел, что случилось, и слышал, как ты спорил с теми, кто пришел пролить кровь мусульман. Я спросил сэра Роджера Даремского, кто ты такой, и он сообщил мне. — Ты магометанин? — спросил Джеффри, подумав, что если так, то для старика и вправду разумнее было бы сидеть дома, пока жажда кровопролития не оставит христиан. Даже его друг Роджер, при всей своей доброте и миролюбии, не избежал общей ожесточенности. — Я Петр, — загадочно ответил старик. — Так ты поможешь мне или нет? — Чего ты от меня хочешь? — Возьми вот это, — ответил монах, порывшись в засаленной суме, притороченной к поясу, и вытащив оттуда кожаный мешочек. — Я хочу, чтобы это доставили к папе римскому. — Не могу, — ответил Джеффри, не притрагиваясь к свертку. — Может быть, мне придется провести здесь много лет, на службе принцу Танкреду, а жизнь рыцаря в Святой Земле полна опасностей, чтобы не сказать большего. Кроме того, здесь полно монахов, которые сейчас, после взятия Иерусалима отправляются в Рим. Кто-нибудь из них охотно возьмет эту вещь с собой. — Для меня это сложно, — сказал Петр. — Я не знаю ваших монахов и не могу сказать, кому из них можно доверять, а кому — нет. Думаю, что большинству — нельзя. — Меня ты тоже не знаешь, — возразил крестоносец. — Я знаю достаточно, — негромко произнес Петр. — Человек, который пытается спасти врагов, хотя мог бы в это время мародерствовать, не нуждается в представлениях. Ты должен мне помочь. То, что я держу в руках, очень важно. — Извини, — твердо сказал Джеффри. — Попроси Уильяма Пичарда — он служит папе и вскоре собирается в Рим. Он честный человек и возьмет твое… — Он замолчал, потому что не знал, что же такое важное находится в мешочке. — Он умрет, — авторитетно заявил Петр. — Ты уверен, что ему можно доверять? — Почему это он умрет? — с подозрением спросил англичанин, гадая, во что он втягивает несчастного монаха, так беспечно предложив его услуги. — Сегодня утром он выглядел вполне здоровым. — Это неважно, — отмахнулся Петр. — Что ж, раз ты мне помочь не хочешь, я поговорю с этим Пичардом. Он может доставить мою реликвию в Рим. — Реликвию? И она принадлежит тебе? — Тут Джеффри подумал, что не одни крестоносцы воспользовались возможностью отточить свои воровские умения во время двух дней хаоса, царившего в городе. Петр благоговейно поцеловал промасленную ткань. — В этом мешочке лежит частица Истинного Креста. Я спас ее из Храма Гроба Господня до того, как твои товарищи сумели до нее добраться. — Ты украл реликвию из храма? — в ужасе воскликнул Джеффри. — Это же святотатство! Ты должен вернуть ее на место, прежде чем тебя поразит гнев Господень! — Уже поздно, — будничным голосом отозвался Петр. — Слишком поздно. — Неправда, — сказал Джеффри, с трудом подавив желание попятиться от монаха с его опасным трофеем. Он не был особенно суеверным человеком, но только болван свяжется с вещами, которых не понимает, а могущество святых реликвий совершенно определенно относится к этой категории. — Ты должен отнести ее на место, пока не… — Я сказал тебе — слишком поздно , — резко бросил Петр. — Святая реликвия находилась в Храме Гроба Господня много веков — под присмотром хранителя-араба. Но события двух последних дней положили этому конец. — Почему араба? — с любопытством спросил Джеффри, несмотря на свое твердое решение не иметь ничего общего с этой историей. — Если это действительно частица Истинного Креста, значит, это самая священная вещь во всем Святом Граде, и охранять ее должны христиане. — Большинство христиан слишком боятся ее силы, чтобы достойно служить ей, — нетерпеливо объяснил Петр, как будто англичанин должен был и сам это знать. — А арабское семейство преданно хранило ее много веков. Последнего члена этого рода звали Барзак. — Полагаю, мы его убили, — высказал догадку Джеффри, — не ведая, что он и его предки так долго и верно служили Церкви. — Хуже, — ответил Петр. — Вы убили его семью — здесь, на Храмовой Горе. Когда Барзак услышал, что случилось, он выхватил реликвию из ковчега и проклял ее: любой, кто прикоснется к ней хотя бы пальцем, умрет. — Тем больше оснований, чтобы вернуть ее на место… — Теперь Джеффри почувствовал, что имеет полное право сделать шаг назад, и ему было все равно, что его сочтут трусом. По крайней мере, он останется живым трусом. Похоже, Петр не обратил внимания на его беспокойство. Он продолжал рассказывать, с отсутствующим взглядом синих глаз. — Через несколько мгновений после того, как Барзак выкрикнул свое проклятье, в церковь ворвались крестоносцы и убили его. Я все видел и слышал и едва успел выхватить реликвию из мертвой руки араба, пока ее не растоптали и не уничтожили навеки. — Если она действительно проклята, для нее есть только одно место — Храм Гроба Господня, — произнес Джеффри, уверенный, что Петру следовало не трогать реликвию. Пусть лучше бы ее растоптали, и она уже никому не сумела бы причинить вреда. — Отнеси ее туда и расскажи священникам, что ты видел. Может, они сумеют… — Ничего они не сумеют! — выплюнул Петр. — В этом мире нет ничего более опасного, чем святая реликвия, которую проклял хороший человек. Она не может оставаться в Иерусалиме: кто знает, что произойдет, попади она в дурные руки? Злодей может использовать ее для своих целей, а в итоге начнется полный хаос. Нет, есть лишь одно место, где она не причинит вреда, и это Рим, рядом с гробницами святых отцов. Так ты уверен, что не поможешь мне? — Я не могу бросить свои обязанности, — рассудительно ответил Джеффри. — Но если реликвия так опасна, как ты говоришь, значит, нужно рассказать об этом предводителям крестоносцев. Уж они-то придумают, как уберечь ее от злоумышленников. Петр кинул на него взгляд, показавший, что он считает крестоносца слабоумным, коли тот готов поверить жестоким и жадным людям, которые ввели такие же жестокие и жадные войска в Святой Город. — Она не будет здесь в безопасности, только не среди этих мясников. — Значит, положи ее на место и никому ничего не говори, — предложил англичанин. — «Мясники» не нападут на храм, тем более что разграбление закончилось… Особенно на тот храм!.. И твоя реликвия будет в большей безопасности, чем во время путешествия в Рим. — Я в тебе ошибся, — с горечью сказал Петр. — Я думал, что ты — человек высоких идеалов, а ты такой же, как все остальные, да еще и дурак. Он повернулся и пошел прочь. Его шаги эхом отдавались в пустом внутреннем дворике, в городе, пахнувшем смертью.
После того как принц исполнил свой религиозный долг во время долгой и напыщенной службы благодарения, Джеффри на целую неделю оказался очень занят, восстанавливая в городе закон и порядок. Нужно было потушить пожары, накормить и расселить солдат, найти конюшни для лошадей и разделить трофеи так, чтобы все сочли это справедливым. Требовалось починить стены, разрушенные во время атаки, и составить планы их укрепления на случай ответного нападения.
Дневные дела закончились, раскаленный красный шар солнца опускался к горизонту. Джеффри и Роджер Даремский возвращались в свое временное пристанище на улице Гроба Господня. Для гражданских установили комендантский час, поэтому улицы были почти безлюдными. Вдоль пыльной улочки хромал старый, одетый в черное грек, а навстречу ему торопился мужчина, ведущий на поводу осла с тележкой, полной фруктов. Два монаха спешили к Храму Гроба Господня, где звонили колокола, оповещая о начале последней дневной службы. Джеффри был слишком занят, чтобы думать о странном разговоре с Петром, но неожиданно вспомнил о нем, узнав в одном из монахов Уильяма Пичарда. Пичард, одетый в рясу бенедиктинца, нес на плече какой-то мешок, а в сильной руке сжимал крепкий посох. Второй монах крестоносцу очень не нравился — это был пронырливый нормандец с хитрым лицом по имени Юлий. Несколько месяцев назад тот оказался замешан в неприятную историю с похищением золотого распятия, и хотя ничего доказать не сумели, Джеффри весьма сомневался в порядочности этого человека. — Мы завтра на рассвете уходим, — сказал Пичард, обменявшись обычными приветствиями с друзьями. — Я отсутствовал уже три года и сомневаюсь, что папа может и дальше обходиться без меня. — Он весело подмигнул обоим рыцарям, очевидно, предвкушая возвращение домой. — Бог в помощь, — сказал Роджер, дружески сжав плечо монаха. — Пусть твой путь будет быстрым и легким, и не пей воду, от которой отказываются твои лошади. Когда-то так сказала моя матушка, и ее совет всегда служил мне верой и правдой. — Ты направляешься в Рим? — спросил Джеффри у Юлия, с беспокойством думая, что это не самый лучший спутник для Пичарда, особенно если монах согласился на просьбу Петра взять с собой реликвию. Нормандец казался ему человеком скрытным и ненадежным. Юлий пожал плечами, и на его лице промелькнуло хитрое выражение. — Вероятно, часть пути проделаем вместе. Все зависит от того, какие возможности откроются передо мной по дороге. Роджер посмотрел на него пренебрежительно. — Думаю, не так уж и много. Все лучшее мы разграбили по пути сюда, и я сомневаюсь, чтобы там хоть что-то осталось. — В любом случае, у меня на такие развлечения нет времени, — серьезно вставил Пичард. Он доверительно понизил голос и огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. — Мне дали поручение — доставить Его Святейшеству в Рим реликвию. Я не хочу держать при себе такую вещь дольше, чем следует, и намереваюсь путешествовать как можно быстрее. — Реликвию? — спросил Юлий, и что-то в его голосе очень не понравилось Джеффри. — Я слышал что-то про локон Непорочной Девы… Ну, и мы все отбили себе по кусочку Скалы Авраама на Храмовой Горе. — Он постучал по сумке, в которой лежал осколок камня. — Не все , — назидательно сказал Джеффри. — У меня есть частица Истинного Креста, — совсем тихо произнес Пичард. — Залитая драгоценной кровью Господа нашего Иисуса. Интерес Юлия заметно возрос. — Неужели она существует? — Существует, — самоуверенно ответил Роджер. — Как вам известно, мой отец — епископ Дарема, и он рассказывал мне про Истинный Крест. Очень долго никто не знал, что с ним произошло, и решили, что он так и сгнил там, на горе. — Он небрежно махнул рукой в сторону, где, по его мнению, распяли Христа. — А потом стало известно, что Дева Мария забрала его домой, разрубила на кусочки и дала по обломку каждому из апостолов. — Сама? — скептически спросил Юлий. — Говорят, те кресты были очень тяжелыми. — О да, — беспечно ответил Роджер. — Она была женщиной сильной. — Я не уверен, что это правда, — заметил Джеффри, гадая, в самом ли деле епископ Даремский рассказывал Роджеру эту историю, или тот услышал что-нибудь совершенно другое, но приукрасил как следует, чтобы звучало поинтереснее. — Никто не знает, что случилось с крестом, однако утверждали, что одна из частей хранилась у императора Константина. — Моему ордену много столетий известно, что обломок креста оставался в Иерасулиме, — заявил Пичард. — Поэтому я и не удивился, когда меня попросили доставить его в Рим. — А где он? — с любопытством спросил Юлий. — В надежном месте, — ответил Пичард. — Я один знаю, где именно. Лицо Юлия разочарованно вытянулось, а Джеффри снова подумал, не посоветовать ли Пичарду отказаться от такого спутника. Но монах никогда не был глупцом, и крестоносец решил, что тот знает, что делает. — Я рад, что мы встретились, Джеффри, — продолжал Пичард, — потому что мне от тебя кое-что нужно. Я неуклюже обращаюсь с пером, а у тебя почерк красивый и аккуратный. Послужишь мне писцом? — Не дожидаясь ответа, он порылся в сумке, вытащил пергамент, чернила и перо и выложил все на низкую стену. Англичанин послушно шагнул вперед, взял перо, окунул его в чернила и вопросительно поднял брови, дожидаясь диктовки монаха. Его уже не в первый раз просили писать письма во время крестового похода. Грамотный рыцарь — явление необычное, и хотя большинство воинов считали образование анафемой, все равно время от времени обращались к нему за помощью. Он склонился над пергаментом, а Пичард негромко заговорил: — Сие есть частица Истинного Креста, залитая кровью Господа нашего Иисуса, хранившаяся в Храме Гроба Господня в Иерусалиме… Роджер наклонился, глядя, как слова ложатся на пергамент. — Да-да. Реликвии необходимо письменное подтверждение, чтобы все знали, что она подлинная. Напиши свое имя, чтобы выглядело официально. — И дату, — с готовностью добавил Юлий. — Тогда станет понятно, что ее нашли после того, как освободили Святой Город от нечестивцев, и никто не будет сомневаться в ее подлинности. — И печать, — посоветовал Роджер. — Здесь требуется печать. — У меня печати нет, — ответил Джеффри, который не носил тяжелых перстней, какими многие запечатывали свои письма. Он уже закончил выводить своим аккуратным, округлым почерком латинские слова, и теперь ждал, когда жаркое вечернее солнце высушит чернила. — Значит, возьми мою, — предложил Роджер, стягивая со среднего пальца массивное кольцо. — Мой отец купил себе другое, побольше, а это отдал мне. Роджер не умел писать, и ему никогда не приходилось прикладывать печать к документам, но перстень был золотым, и он его очень любил. Он представлял собой диск размером с серебряный пенни и был украшен крестом, увенчанным митрой. Это означало, что епископ Даремский является прелатом. Джеффри взял перстень и притиснул его к воску, которым Юлий капнул на пергамент. — Вот так, — удовлетворенно сказал нормандец. — Теперь на нем стоит печать могущественного епископа. Никто не осмелится задавать вопросы о его подлинности. Учитывая сомнительную репутацию многих епископов — в частности, отца Роджера, — Джеффри не был в этом так уверен, но решил придержать язык за зубами и начал старательно помахивать пергаментом, чтобы воск застыл. Потом протянул документ Пичарду. Тот взял его и спрятал назад в суму. Снова зазвенели колокола, собирая к молитве, и монах повернул в Храму Гроба Господня. Остальные пошли следом. — Вы слышали, что здесь произошло? — спросил Роджер, глядя на странную мешанину башенок и куполов Храма. — Майлз из Клермонта, который атаковал именно это место, наткнулся на араба, и тот заявил, что он верный слуга нашей Церкви — и потребовал, чтобы за это его и его семью пощадили. Ну, Майлз объяснил ему, что происходит с нечестивцами, которые оскверняют наши святыни своими погаными руками. О чем, интересно, думали священники, впуская араба в такое место? — Традиция, — тихо отозвался Пичард. — Род Барзака долгие годы охранял реликвию. Он действительно был преданным слугой нашей Церкви, и Майлзу не следовало его убивать. Монах прощально кивнул Джеффри и Роджеру и вошел в церковь. Юлий торопливо шагнул за ним, а англичанин с тревогой смотрел им вслед. Напрасно Пичард рассказал нормандцу о реликвии, и лучше бы Юлию не пускаться завтра утром в путь вместе с монахом. Кроме того, Джеффри не знал, правильно ли он поступил, сказав Петру, что Пичард достоин доверия. Крестоносец опасался, что готовность Пичарда доставить реликвию в Рим вовлечет того в большие неприятности. Он посмотрел, как оба монаха шли в сторону алтаря, и пошел следом, решив через церковь срезать путь к своему временному жилищу, расположенному в переулке по другую сторону здания. Уже шла вечерняя служба, и по нефу растекался опьяняющий запах ладана. Священники столпились вокруг высокого алтаря, распевая псалом, их голоса эхом отдавались в часовнях, составлявших небольшую церковь. Внутри было прохладно, особенно после дневного зноя, и Джеффри захотелось задержаться ненадолго и насладиться покоем, но у Роджера были другие планы, и он начал потчевать своего друга красочными описаниями нового борделя, в который он хотел сегодня сходить. Когда Джеффри остановился, Роджер потянул его за рукав, поторапливая рыцаря. Они вышли в заднюю дверь и направились к узкому переулку, где располагалось их пристанище. Роджер разливался соловьем, описывая прелести Дворца Наслаждений Абдула. Джеффри слушал вполуха, больше озабоченный Пичардом и Юлием, чем рассказом о проститутках. Из этих мыслей его вырвало бранное восклицание Роджера — некто в коричневой рясе грубо оттолкнул их с дороги. Сначала Джеффри показалось, что это Петр, но человек был моложе, и у него было больше волос. Он метнулся к куче каких-то тряпок, упал на колени и горько, глухо застонал. Джеффри ощутил острый укол тревоги, когда разглядел, что это вовсе не куча тряпок, а еще один человек в коричневой рясе, и человек этот мертв. Рыцарь быстро подошел к скорбящему монаху и посмотрел ему через плечо. Там лежал Петр с белым, как воск, лицом, и его синие глаза невидяще смотрели в темнеющее вечернее небо. — Крови нет, — произнес Роджер, рассматривая тело опытным взглядом человека, который видел слишком много трупов. — Должно быть, с ним случился удар. — Он говорил, что умрет, — прорыдал друг Петра. — Сразу же, как только отдаст… — И замолчал, словно понял, что об этом лучше не говорить. — Реликвию? — спросил Джеффри, глядя, как монах поднимается на ноги и тревожно пятится от него. — Частицу Истинного Креста? — А ты откуда об этом знаешь? — монах боязливо огляделся. — Петр просил, чтобы я доставил ее в Рим, — объяснил Джеффри. — Я отказался, так что он поручил это кому-то другому. Кто ты? — Марк, — прошептал монах. — Мы с Петром состоим в Ордене, именуемом Братство Креста, и посвятили свою жизнь поклонению Святому Распятию. — Но не тому, кто на нем умер? — спросил Джеффри, подумав, что у них в головах все перепуталось. — Крест — святая вещь, наделенная великой силой, — отозвался Марк, вытирая рукавом глаза. Это прозвучало так, будто он наизусть читает строчки, которые запомнил механически. — Он достоин нашей совершенной преданности. Некоторые ордена поклоняются какому-нибудь святому. — Сколько же частей Истинного Креста находится в Иерусалиме? — спросил Джеффри. — Мне показалось, что существует только один фрагмент. Марк посмотрел вниз, на Петра, и на его глаза снова навернулись слезы, но он все же ответил на вопрос. — Кусочек здесь, в Храме Гроба Господня, самый священный, потому что он залит кровью Христа. Но в городе есть и другие частицы, и все они достойны наших молитв и поклонения. — Есть большой кусок в Церкви святой Катерины, — вмешался Роджер, широко разведя руками. — От него откалывают щепки и продают за пять золотых монет. — Этот кусок наш Орден не признает, — сказал Марк, шмыгнув носом и вытерев его о рукав. — Но и он может быть истинным, как мне кажется. Во всяком случае, он не настолько святой, как тот. Услышав его слова, Джеффри заподозрил, что какой-то бессовестный клирик отрубил кусок дерева и теперь делает себе состояние, обманывая доверчивых покупателей. Он представил себе, как эти щепки расползаются по церквям и монастырям всего христианского мира, где им поклоняются и верят, что они наделены чудодейственной целительной силой. Храмы и монастыри, обладающие святыми реликвиями, могут заработать кучу денег, и большинство из них готовы немало заплатить, чтобы заполучить реликвию. Джеффри чувствовал, что коммерческая деятельность в церкви святой Катерины, вероятно, первое звено в длинной цепочке обманов и мистификаций, которые последуют за крестовыми походами. — Несчастный Петр, — снова заплакал Марк. — Он сказал, что умрет, и не ошибся. — Почему он это сказал? — Джеффри слышал, как Петр говорил, будто Пичарда ждет смерть, но про собственную кончину, насколько ему помнилось, не упоминал. — Проклятье, — прошептал Марк. — Проклятье Барзака. — Проклятье? — переспросил Роджер, быстро делая шаг назад. — Какое еще проклятье? — Барзак заявил, что любой, кто хоть пальцем прикоснется к реликвии, погибнет. — Марк жалобно шмыгнул носом. — Петр трогал ее, чтобы передать монаху, который должен доставить реликвию в Рим. И сказал, что как только отдаст ее, тут же умрет. Я надеялся, что проклятье Барзака не подействует, но Петр был уверен, что подействует, поэтому не разрешил никому из нас прикасаться к реликвии. Он пожертвовал собой, чтобы спасти нас. Джеффри наклонился, чтобы тщательней осмотреть тело. На нем не было ни одной видимой раны. Он провел рукой по голове монаха и не нашел ничего; видимо, удара по голове тоже не было. Насколько мог понять рыцарь, Петр умер от естественных причин. — И он встретился с Создателем сразу же, как только передал эту штуку Пичарду? — спросил Роджер, с беспокойством глядя на собственную суму, в которой лежала недавно купленная щепка. — Господи, спаси нас и помилуй! — Это было частью проклятья, — объяснил Марк. — Стоит только прикоснуться к реликвии, и, если хочешь остаться в живых, должен держать ее при себе. Пичард тоже умрет, как только передаст ее папе. И папа умрет, когда поместит ее в свои подвалы. ---------------------------------------------------------------
"Скачайте
всю книгу в
нужном формате и читайте дальше"
Иерусалим, июль 1100 года
