Башню мы обнаружили случайно. Она торчала из земли как раз на границе между сосняком и топью, за которой шла заросшая камышом и скрюченными деревьями болотистая низина. Оттуда к океану тянулись естественные протоки, на побережье стоял заброшенный маяк. В этих краях никто не жил вот уже который десяток лет, но о причинах вкратце не расскажешь. В последний раз экспедицию в Зону Икс отправляли два с лишним года назад, и бóльшая часть оборудования, оставшегося от наших предшественников, проржавела, навесы обветшали, а палатки истлели. Глядя на эти девственные просторы, едва ли кто-то из нас мог предвидеть таившуюся там угрозу. Нас было четверо: биолог (это я), антрополог, топограф и психолог. На этот раз, в соответствии с мудреным набором параметров, по которым отбирался состав экспедиции, взяли только женщин. Главной назначили психолога, самую старшую из нас. Под ее гипнозом мы безболезненно пересекли границу. Затем последовал четырехдневный марш-бросок до побережья. Руководство поставило простую задачу: добраться до базового лагеря и продолжить изучение Зоны Икс. Экспедиция могла продлиться несколько дней, месяцев или даже лет, в зависимости от обстоятельств. Наших припасов (главным образом консервы и концентраты) хватало на полгода, тех, что хранились в лагере, – еще на пару лет. Кроме того, при необходимости можно было без опаски перейти на подножный корм. Помимо прочего снаряжения каждой из нас выдали по странной металлической коробочке с лампочкой посередине, что-то вроде дозиметра. Если лампочка загорится красным, у нас есть тридцать минут, чтобы найти «безопасное место», но что именно измеряет прибор и о какой опасности он предупреждает, нам так и не разъяснили. Через несколько часов я привыкла к тому, что он болтается у меня на ремне, и больше не обращала на него внимания. Часы и компасы брать запретили. В лагере мы первым делом разбили палатки и проверили оборудование – часть пришла в негодность, и его следовало заменить. Навесы решили перестроить позже, как только убедимся, что не попали под влияние Зоны. Предыдущая экспедиция распалась, и ее участники один за другим исчезли. Однако пропавшими – в прямом смысле слова – их назвать было нельзя: постепенно, в течение полутора лет, все вернулись к своим семьям. По-прежнему неизвестно, как им удалось перенестись из Зоны Икс и очутиться в нашем мире, сами они тоже толком ничего объяснить не смогли. Подобного с экспедициями еще не случалось – хватало и других причин, заставлявших, как выражалось руководство, «досрочно свернуть экспедицию». Так что нам предстояло выяснить, насколько мы устойчивы к воздействию Зоны. Кроме того, предстояло привыкнуть к местной среде. В лесу рядом с лагерем обитали барибалы и койоты. Можно было ненароком спугнуть квакву и от неожиданности наступить на ядовитую змею, которых здесь водилось не менее шести видов. В трясинах и речках скрывались огромные рептилии, так что пробы воды мы старались забирать где помельче. Впрочем, местная фауна нас беспокоила мало – тревожило другое. Когда-то здесь жили люди, и нам попадались пугающие останки их поселений: то полусгнившие домики с провалившимися крышами, то ржавые колеса, торчавшие из земли, то холмики трухи вперемешку с осыпавшейся хвоей на месте заборов. Но больше всего пугал громкий заунывный стон, раздававшийся с наступлением сумерек. С моря задувал ветер, в лесу же было до странного тихо, и от этого нам никак не удавалось определить источник звука – он будто доносился прямо из поросшего кипарисами болота. В воде, черной и неподвижной, как в зеркале отражались лоскуты мха, бородой свисавшего с ветвей. Если смотреть в сторону океана, то глазам представала сплошь черная вода и серые стволы кипарисов, облепленные мхом, а в ушах стоял один лишь стон. Зона была странной и по-своему красивой… Впрочем, как ни описывай, словами этих ощущений не передать: их нужно испытать самому. Но стоит разглядеть красоту в запустении, и что-то в тебе меняется. Запустение начинает завладевать тобой изнутри. Как я уже писала, башню мы обнаружили между лесом и болотом, переходившим в солончак. Шел четвертый день нашего пребывания в лагере, и мы уже практически освоились в незнакомой обстановке, но такой находки не ожидали. Ни на наших картах, ни в отсыревших, покрытых грязными разводами документах, оставленных предшественниками, ничего подобного не упоминалось. Свернув с тропы, мы наткнулись на выход породы, полускрытый мхом и кустарником. При ближайшем рассмотрении это оказалась часть круглой постройки из ракушечника, метров двадцать в диаметре и чуть выше щиколотки. На поверхности – ни надписей, ни меток, по которым можно было бы определить, кто ее соорудил и зачем. Ровно на севере чернело прямоугольное отверстие, затянутое паутиной и заваленное ветками, листвой и прочим мусором. Вниз спиралью уходила лестница, изнутри тянуло прохладой. Поначалу только мне показалось, что это башня. Не знаю, почему именно это слово пришло в голову: она ведь почти целиком уходила под землю и скорее напоминала бункер или туннель. Однако стоило мне увидеть лестницу, как в памяти тут же всплыл маяк на берегу, а перед глазами замелькали образы участников предыдущей экспедиции. Вот они исчезают, один за другим, а вот Зона меняется по какому-то лишь ей ведомому принципу. При этом маяк остается на своем привычном месте, а его перевернутый близнец возникает здесь, вдали от воды. Видение было таким живым, таким подробным – и, оглядываясь назад, я, пожалуй, назову его первой странностью, произошедшей со мной с момента прибытия. – Такого не бывает, – сказала топограф, сверяясь с картой. Ее лицо скрывала холодная тень, и от этого слова прозвучали тревожно. Смеркалось, и все шло к тому, что исследовать «небывальщину» пришлось бы с фонарями, хотя я была бы не против вовсе туда не соваться. – Значит, все-таки бывает, – возразила я. – Не привиделось же нам всем. – Никак не могу определить архитектурный стиль, – произнесла антрополог. – Камень вроде бы отсюда, но это вовсе не значит, что строили местные. Пока не заглянем внутрь, нельзя сказать, примитивная эта постройка, современная или что-то среднее. Возраст я тоже угадывать не берусь. Сообщить руководству о находке мы не могли. Одно из правил экспедиций в Зону Икс гласило: никакой связи с внешним миром (видимо, чтобы ничто не сумело проникнуть через границу). За исключением странных черных коробочек, у нас не было ничего высокотехнологичного: ни сотовых телефонов, ни компьютеров, ни портативных видеокамер, ни сложных измерительных приборов. Чтобы проявить снимки, нужно соорудить импровизированную фотолабораторию. Я всю жизнь обходилась без сотового, а вот мои спутницы чувствовали себя будто на другой планете. Из оружия у нас с собой имелись мачете, старые пистолеты в запертом ящике и одна штурмовая винтовка (руководство все-таки выдало ее, хоть это и шло вразрез с правилами безопасности). От нас требовалось только вести записи вроде вот этой, в журналах вроде вот этого: легких, водонепроницаемых, практически неуничтожимых, в гибкой черно-белой обложке, с линованными листами. Либо мы привезем их с собой назад, либо их заберет следующая экспедиция. Отчеты надлежало писать во всех подробностях, чтобы их мог понять любой, даже незнакомый с Зоной Икс, при этом делиться записями друг с другом строго воспрещалось. Как считало руководство, «обобществление информации вредит объективности наблюдений». Однако я уже давно убедилась в том, что ни о какой объективности не может быть и речи. Пока ты живешь и дышишь, пусть ты отрешен от мира, пусть тобой владеет только всепоглощающая жажда истины, быть подлинно беспристрастным не выйдет. – Меня будоражит эта находка, – вмешалась психолог. – Вы тоже взволнованы? Подобных вопросов она нам еще не задавала. Во время подготовки в основном звучало что-то типа: «Можете ли вы сохранять самообладание перед лицом опасности?» Мне и тогда она напоминала плохого актера, а сейчас еще больше. Такое ощущение, что в шкуре лидера ей было не по себе. Я не хотела передразнивать ее, но не сдержалась: – Да, определенно… будоражит. Меня вдруг охватило беспокойство – прежде всего потому, что я представляла себе все что угодно, но только не это. До того как мы пересекли границу, мне грезились огромные города, необычные твари и даже (когда я слегла с температурой) гигантское чудище, которое вылезло из воды и проглотило наш лагерь. А башня – как-то слишком просто. Топограф не ответила, лишь пожала плечами. Антрополог молча кивнула, как бы соглашаясь со мной. Лестница уходила в темноту, и это позволяло воображению разыграться вовсю. От мысли о том, что таилось внутри башни, по спине бежали мурашки. Я не стану называть имена своих спутниц – зачем, если через пару дней в живых из них останется только топограф? Кроме того, нам с самого начала внушали: «Никаких имен, все личное должно остаться в стороне и не отвлекать от выполнения поставленной задачи». Имена остались дома. В Зоне Икс они нам не принадлежали.
С нами должна была пойти пятая участница – лингвист. Для подготовки к переходу через границу каждую из нас завели в отдельную ослепительно белую комнату. В дальней стене комнаты находилась дверь, в углу стоял металлический стул с прорезями для ремней. Вид его вызывал нехорошие предчувствия, но я уже настроилась попасть в Зону Икс во что бы то ни стало. Комнаты эти, как и все здание, принадлежали «Южному пределу» – секретному правительственному учреждению, которое курировало изучение Зоны Икс. Мы сидели и ждали, пока снимут бесконечные показания; из вентиляционных решеток в потолке нас обдувало потоками воздуха, то холодными, то горячими. В какой-то момент каждую из нас посетила психолог, но самой беседы я не помню. Затем мы вышли в центральную переходную зону: длинный коридор, заканчивающийся двойными дверями. Психолог уже стояла там, а вот лингвист так и не появилась. – Она передумала и решила остаться, – объяснила психолог и строгим взглядом пресекла дальнейшие вопросы. Вместе с некоторым потрясением мы испытали и облегчение: уж лучше лингвист, чем кто-то другой. Тогда казалось, ее навыки нам пригодятся менее всего. – Теперь очистите свой разум от мыслей, – приказала психолог через минуту. Это значило, сейчас она загипнотизирует нас, а потом и себя: такая предосторожность, как нам объяснили, позволит пересечь границу без вреда для психики. Вероятно, переход часто сопровождался галлюцинациями. Во всяком случае, так нам говорили. Я больше не уверена, что это правда. В целях безопасности нам не стали рассказывать, что же собой представляет эта «граница» – только то, что ее не видно невооруженным глазом. Очнулись мы уже в Зоне, при полном походном снаряжении, в тяжелых ботинках, с двадцатикилограммовыми рюкзаками на плечах и увешанные разного рода дополнительными припасами. Меня и топографа шатало, у антрополога подкосились ноги. Психолог терпеливо ждала, пока мы придем в себя. – Простите, – сказала она. – Менее болезненного перехода у меня не получилось. Топограф выругалась и посмотрела на нее испепеляющим взглядом. С характером – видно, за это ее и взяли. Антрополог поднялась на ноги без жалоб. Мне же было интереснее осмотреться, чем искать в таком неприятном «пробуждении» личную обиду. Например, я заметила жестокую усмешку, мелькнувшую на губах психолога, когда она смотрела, как мы с трудом приходим в себя, как антрополог, рассыпаясь в извинениях, пытается встать ровно и не может. Лишь потом мне подумалось, что я неверно истолковала эту гримасу: она вполне могла выражать боль или страх. Мы стояли на тропе, устланной камнями, опавшей листвой и сырой на ощупь хвоей, где копошились бархатистые муравьи и изумрудно-зеленые жучки. По обеим сторонам высились сосны, между ними быстрыми тенями мелькали птицы. Воздух был удивительно свеж – настолько, что некоторое время с трудом получалось надышаться. Мы отметили место входа, привязав к одному из деревьев кусок красной ткани, и отправились вперед, в неизвестность. Если с психологом что-то случится и она не сможет вывести нас по окончании экспедиции, нам приказали вернуться сюда и ожидать «извлечения». Как оно будет происходить, никто толком не объяснил. Оставалось предполагать, что руководство каким-то образом наблюдало за этим местом через границу. Нам запретили оборачиваться по прибытии в Зону, но я улучила момент, пока психолог отвлеклась. Трудно сказать, на что это было похоже: нечто смутное, расплывчатое и очень далекое. Вспышка света, которая тут же погасла, – как будто портал или ворота. А может, обман зрения. ----------------- Скачайте книгу в нужном формате и читайте дальше:
Ух! Впечатлена! Проглотила в момент. Очень цельное повествование. Более всего вспоминался Лем, хотя таинственная Зона должна бы больше напоминать Пикник на обочине. Мы изучаем, нас изучают... На мой взгляд стоящий роман.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация |
Вход ]
