Владимир Бояринцев / «Черта оседлости» и русская революция
27.11.2017, 11:13
В 1772-м году к России отошли части Белоруссии и Юго-Западного края со значительным количеством евреев; в результате второго и третьего разделов Польши (1793 и 1796 годы) примерно полмиллиона евреев «впервые вошли в состав Русского государства в качестве его оседлого населения» (А. П. Липранди). По другим данным, в «состав России вошло уже почти миллионное еврейство Литвы, Подолии и Волыни» (А. И. Солженицын). Отношение императрицы Екатерины II к вступившим в русское подданство евреям отличалось непостоянством. Считая евреев полезными для промышленности, императрица разрешила им селиться в Новороссийском крае, который тогда был только что завоёван и нуждался в жителях. В коренных же великорусских областях они, как и прежде, не имели права жить. При присоединении в 1772-м году части Белоруссии к России Екатерина объявила, что жители этого края будут сохранять право на «публичное отправление веры и на владение собственностью» и будут награждены «всеми теми правами, вольностями и преимуществом, каковыми древние её подданные пользуются» (цитируется по А. И. Солженицыну). В Городовом положении 1785-го года рассматривались только сословия, а не нации. В указе Сенату в 1786-м году императрица разъясняла: «Когда означенные еврейского закона люди вошли уже, на основании указов Её Величества, в состояние, равное с другими, то и надлежит при всяком случае наблюдать правило, Её величеством установленное, что всяк, по званию и состоянию своему, долженствует пользоваться выгодами и правами без различия закона и народа». А. И. Солженицын пишет: «Отметим, что таким образом евреи получали гражданское равноправие не только в отличие от Польши, но раньше, чем во Франции и в германских землях… И, что ещё существенней: евреи в России имели ту личную свободу, которой предстояло ещё 80 лет не иметь российским крестьянам. И, парадоксально: евреи получили даже большую свободу, чем русские купцы и мещане: те — жили непременно в городах, а еврейское население, не в пример им, "могло проживать в уездных селениях, занимаясь, в частности, винными промыслами”». Но такое уравнивание в правах не дало положительного результата, поэтому в присоединённых областях торговые права евреев всё-таки стали ограничиваться, а с евреев, записавшихся в мещанство и купечество, подати взимались вдвое больше, чем с мещан и купцов христианских исповеданий. При этом лица, не желающие платить двойную подать, могли покинуть пределы России. Видимо, не последнюю роль в этом сыграли жалобы белорусской администрации на то, что «присутствие евреев в деревнях вредно отражается на экономическом и нравственном состоянии крестьянского населения, так как… евреи развивают пьянство среди местного населения». «Сенатский указ 1786 разрешал евреям жить в деревнях, и "евреям было позволено брать на откуп у помещиков производство и продажу спиртных напитков, в то время как купцы и мещане-христиане не получали этих льгот”» (А. И. Солженицын). Но и кагалы не дремали, они добились возвращения значительной части административных прав: распределение общественных повинностей, сбор подушной подати, разрешение на отлучку из общины, тем самым подтвердив то положение, что основным препятствием на расширение прав евреев были руководители еврейских общин, ибо это нарушало их экономические интересы. Уже в 1790-м году московское купеческое общество жаловалось, что в Москве появилось из-за границы и из Белоруссии «жидов число весьма немалое», и московские купцы требовали удаления еврейских купцов из Москвы. Это привело к появлению указа 1791-го года, по которому евреям не позволялось записываться в купечество во внутренних губерниях, а в Москву разрешалось приезжать по торговым делам и на определённые сроки. Но уже к концу царствования Екатерины II в Санкт-Петербурге образовалась небольшая еврейская колония.
Черта оседлости: первая еврейская автономия
В 1796-м году произошло событие, которого, казалось бы, много сотен лет ждали евреи: они получили собственную территорию , со своим местным (кагальным) управлением, с правами, предоставляющими им большие свободы, чем местному населению. Это событие как не нашло своего достойного отражения в историографии, так и не получило благодарности со стороны народа, спасённого от уничтожения в «цивилизованной» Западной Европе. Мало того, благодарное еврейство на протяжении десятков лет не только готовило разрушение спасшей их страны, но провело карательные действия в отношении русского народа, намного превышающие их благодарность, допустим, персам и египтянам в древнейшие времена. В 1796-м году в Российской империи было сделано то, что безуспешно пытались сделать позже такие великие люди, как Наполеон и Сталин. Первый хотел выделить специальную территорию евреям вне Франции, по возможности, в Палестине, второй пытался создать еврейскую автономию в рамках Советского Союза, а затем, отчаявшись, приложил множество усилий для создания государства Израиль. В 1796-м году императрицей Екатериной II была установлена «черта для постоянной оседлости евреев», в которую вошли новоприсоединённые области Западного и Юго-Западного края (впоследствии к ним присоединились Привислинский край и шесть Заднепровских губерний: Черниговская, Полтавская, Екатеринославская, Бессарабская, Херсонская, Таврическая). «Евреи не могли, как общее правило, проживать вне "черты оседлости”. Черта оседлости представляла из себя страну, превосходившую по своим размерам любое европейское государство… Можно сказать, что ни один русский эмигрант, со всех сторон ограниченный визами, не имеет такой свободы передвижения, какую имели евреи в России, несмотря на черту оседлости… Впрочем, евреи, окончившие университет, а также купцы первой гильдии, получали право свободного передвижения по пространству всей Державы Российской. Очевидно, законодатель, устанавливая эту меру, полагал, что образованные евреи и сливки еврейского купечества сольются с остальным населением; сольются настолько, что уже не будут социально опасными — вне черты. Самая же идея "черты”, по всей вероятности, родилась из следующих соображений: население-де Малороссии, давно к евреям привыкшее, уже, так сказать, иммунентно к еврейскому яду; остальное же русское население, еврея никогда не испытавшее, может, мол, легко стать его добычей» (В. В. Шульгин). «В сильно теперь расширенном крае еврейского проживания поднялись всё те же вопросы. Евреи получили права купечества и мещанства, каких не имели в Польше, получили права равного участия в сословно-городском самоуправлении, — но должны были разделить и ограничения тех сословий : не переселяться в города внутренних губерний России и быть выселенными из деревень» (А. И. Солженицын; курсив мой. — В.Б. ). Казалось бы, перед евреями, вошедшими в состав Российской империи, открываются безграничные возможности в смысле земледелия, освоения новых, пустующих земель. И как пишет Евгений Дюринг (Еврейский вопрос, 1906), «…вовсе не какие-нибудь препоны издавна удерживают евреев от занятий земледелием и ремёслами. Их глубочайшие внутренние задатки, которые опять-таки связаны с ядром их существа, с отменнейшим эгоизмом всегда толкали и всегда будут толкать к таким видам деятельности, где выгоднее иметь инстинкты присвоения, нежели иметь совесть. Потому-то совершенно невозможно рассчитывать на то, чтобы можно было принудить иудеев участвовать в творческой работе народа. Они будут барышничать и торговать… Поэтому нечего надеяться изменить их. То, что целые тысячелетия оставалось как бы с их природой сросшейся особенностью, того нельзя переделать какой-либо общественной реформой, не говоря уже о чисто моральных свойствах… Императрица же понимала полезность не только труда земледельцев, но и фабричного производства, занятие которым считалось достойным и дворянина, но евреи фабрик не держали и не открывали , а вели весь сельскохозяйственный экспорт из Польши и юго-западной России. Поэтому основной линией правительственной политики по отношению к евреям было стремление сосредоточить их в городах, чтобы оградить деревню от их соблазнов, а затем обратить их, по возможности, к единственному производительному труду того периода — к земледелию. Указы Сената, разосланные губернским правлениям Великороссии, неоднократно подтверждали: «мещан, живущих в селениях, непременно высылать для жительства в города, к коим они приписаны, не допуская их пользоваться по деревням крестьянскими прибытками с крайним их утеснением». Характерным примером совместной жизни славян и евреев является история Лукомля, расположенного в Белоруссии. В XIV–XV веках это была столица особого удела, имела укреплённый замок и стала известна тем, что князь Иван Лукомский пытался убить Ивана III, а также активным участием в междуусобной борьбе. В 1812-м году Лукомль пострадал от проходивших здесь французских войск. «Россия» (т. IX) пишет: «Местечком Лукомль стал с 1784 года. В нём видны следы замка, в окрестностях курганы. В Лукомле имеется православная церковь, упразднённый католический костёл, еврейский молитвенный дом, народное училище и волостное правление». О развитии Лукомля как местечка пишет «Российская Еврейская Энциклопедия» в материале «Лукомль»: «… С 1793 — в составе Российской империи. В 19 — начале 20 в. — местечко…Могилёвской губернии. В 1766 в Лукомле проживал 131 еврей… 1880 — 350 (50,7 %)… в 1908 — 737 (45,2 %), в 1923 — 640 евреев… В 1841 в Лукомле действовала синагога, 3 хедера традиционная еврейская начальная школа для мальчиков в Восточной Европе и России — «Карманная еврейская энциклопедия»), был раввин. В 1880 евреям принадлежал 71 дом из 185. В 1881 среди евреев Лукомля было 8 сапожников (из 9), 4 столяра, 5 кузнецов, 2 еврейские семьи занимались окраской тканей и ниток… В 1908 в Лукомле имелось 3 синагоги… В 1914 евреям принадлежали единственный склад аптечных товаров, все 5 мануфактурных, обе табачные и единственная бакалейная лавка…». К сожалению, «Российская Еврейская Энциклопедия» не приводит данные о количестве питейных заведений в Лукомле и не пишет, сколько же евреев занималось сельским хозяйством. Алексей Козырев в статье «Пьянство» пишет: «Особенно тяжелое положение сложилось на западе России и в Белоруссии. Там в середине XIX века "одно питейное заведение приходилось на 250–300 душ обоего пола”. Кабак был разорителем крестьянских семей, губительным притоном, отнимающим у крестьян состояние, честь, человеческое достоинство. Владелец кабака или корчмы, чаще всего иноверец, пользуясь опьянением посетителей, вступал с ними в сделки, в итоге которых несчастные продавали за бесценок всё, что имели. Ограбленный материально, отравленный духовно, неграмотный, темный, забитый крестьянин пропивал всё, что мог, буквально до последней нитки, отдавал своё имущество за бесценок, попадая в безысходную кабалу к ростовщику-кабатчику». Ужасающая нищета в неурожайные годы оборачивалась массовой гибелью. Так, в два неурожайных года — 1854-м и 1855-м — в Гродненской губернии родилось 48 000, а умерло 89 000 человек. Подобная ситуация регулярно возникала во всех северо-западных губерниях страны. Великому русскому поэту Г. Р. Державину правительством было поручено изучить причины голода в Белоруссии. Объективно и беспристрастно исследовав положение, он сделал выводы о том, что «некоторые помещики, отдавая на откуп в своих деревнях винную продажу, делают с откупщиками постановления, чтобы их крестьяне ничего для себя нужного нигде, ни у кого не покупали и в долг не брали, как только у сих откупщиков, и никому из своих продуктов ничего не продавали, как только сим откупщикам, а они, покупая от крестьян всё по дешёвке и продавая им втрое дороже истинных цен, обогащаются барышами и доводят посёлок до нищеты… К вящему их расстройству не только в каждом селении, но и в иных по несколько построено владельцами корчем, где для их арендаторских прибытков продаётся по дням и ночам вино. Сии корчмы не что иное суть, как сильный соблазн для простого народа. В них развращают свои нравы крестьяне, делаются гуляками и нерадетельными к работе. Там выманивают у них не только насущный хлеб, но и в земле посеянный, хлебопашные орудия, имущество, время, здоровье и самую жизнь». Значительное число питейных заведений в России принадлежало еврейскому торговому капиталу. В одной Минской губернии он владел 1548 питейными заведениями из 1630. В повести Н. В. Гоголя «Тарас Бульба» есть такие строки: «…Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарём; прибрал понемногу всех окружных панов и шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил своё жидовское присутствие в той стране. На расстоянии трёх миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: всё валилось и дряхлело, всё пораспивалось, и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы, выветрился весь край. И если бы десять лет ещё пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и всё воеводство…». Николай Васильевич явно не испытывал особой трудности в написании этого места — реальные примеры были перед глазами. Показательно, что в современных школьных хрестоматиях даётся сокращённый вариант повести, где вышеприведённый отрывок заботливо вырезан. В 1858–1859 годах русская интеллигенция проводила большую разъяснительную работу, да и сами крестьяне постепенно стали понимать, что их сознательно толкают к пьянству, чтобы разорять и грабить. Возникло мощное народное движение по бойкоту кабаков. Тысячи сёл и деревень выносили решения о закрытии у себя питейных заведений. Н. А. Добролюбов писал: «Сотни тысяч народа, в каких-нибудь пять-шесть месяцев, без всяких предварительных возбуждений и прокламаций, в разных концах обширного царства отказались от водки». Начавшееся движение было прервано грубым вмешательством официальных властей: «…Приговоры городских и сельских обществ о воздержании уничтожить и впредь городских собраний и сельских сходней для сей цели не допускать». По питейным делам были брошены в тюрьмы более 11 тысяч крестьян. Отстаивая барыши виноторговцев, правительство даже с церковью пошло на конфликт… И всё же, невзирая на репрессии, пьянство продолжало спадать. Народный протест против вина, поддерживаемый в статьях передовых врачей, учителей, учёных и просветителей, продолжал оказывать влияние на умы. Люди до глубины души были возмущены поведением церковников, которые под влиянием властей сразу прекратили борьбу с пьянством…».
Польза и вред черты оседлости
Введение черты оседлости, таким образом, прекращало действие всех указов предшественников Екатерины о недопущении в Россию евреев и открывало уже не «окно в Европу» (в которое не могли проникать евреи), а широкие ворота для появления в этих районах страны народа, нежелательного для Европы. Это позволило евреям организовать свою систему образования, подготовки кадров, в том числе и боевиков, накопить силы для нанесения главного удара по «этой» стране после отмены черты оседлости. Хотя на первый взгляд Екатерина II проявила заботу о своём народе, ограничив районы расселения евреев, на самом деле создавались пусть не тепличные, но в целом благоприятные условия для замкнутого развития евреев и поддержания в них национальной сплочённости, так необходимой для установления мирового господства в соответствии с их религией. У читателей может возникнуть вопрос: что же это за народ — русские, которых надо законодательно ограждать от вредоносного влияния чуждых ему элементов? Во-первых, это не чисто русская проблема, так как многие страны пытались защитить своё население, выставляя евреев за свои государственные границы. Во-вторых, ответ на этот вопрос приводит нас к необходимости рассмотреть антропологические особенности славян. Известный русский учёный дореволюционного периода И. А. Сикорский в статье «Данные из антропологии» писал о славянах: «Основную черту славян издавна составляла их чуткая впечатлительность, нервная подвижность, что соответствует тонко развитому чувству и достаточно развитому уму. Оба качества вызывают живость характера и непостоянство. Самыми типическими чертами этого характера являются: скорбь, терпение и величие духа среди несчастий… Славянская скорбь имеет свойства предохранительного чувства, и в этом кроется её высокое психологическое значение для нравственного здоровья: она оберегает душевный строй и обеспечивает незыблемость нравственного равновесия; являясь унаследованным качеством, славянская скорбь стала основной благотворной чертой великого народного духа… Русский, впитав в себя финскую душу, получил через неё ту тягучесть и выдержку, ту устойчивость и силу воли, какой не доставало его предку славянину…». В статье «Черты из психологии славян» И. А. Сикорский пишет: «Развитое человеческое чувство славян делает их беспристрастными и даёт им возможность установить правильные отношения к чужим национальностям. Это чувство выражалось с незапамятных времён выдающейся и общепризнанной славянской добродетелью — гостеприимством, а впоследствии оно стало выражаться уважением ко всему иностранному, …и усвоением лучших сторон чужой культуры. Оно же, наконец, служит основанием веротерпимости и примирительного отношения к инородческим элементам, с которыми славяне соприкасаются и живут. Едва ли в другой стране инородческий элемент встречает столь братский приём, как у славян и в России. Даже еврейская раса со своими замечательными достоинствами и недостатками, вытесняемая из всех стран Европы, сосредоточилась главной массой своей в России…».